Маддалена опустилась на деревянную кровать, подвешенную на цепях к стене. Иногда та служила и столом, и стулом.
— Построишь себе дом, большую виллу, как ты сказал… возможно, если помиришься с принцем, — при этих словах она нахмурилась. — И если встреча с Джульеттой де Алессандро не будет иметь последствий.
Возможно, бабушка права. Пора встретиться с Данте. И будет лучше, не говоря уж — правильнее, пойти к нему самому, а не вынуждать принца искать его.
— Очень хорошо, — тихо сказал Родриго, думая о том, что сейчас делает Джульетта. — Утром я пошлю ему письмо.
Джульетта лежала в постели с открытыми глазами. Нога болела, несомненно, от того, что она шла пешком, а потом еще незаметно пробиралась через башню.
Девушка села.
Аристо. Он знает алхимию, надо попросить у него что-нибудь, чтобы облегчить боль и уснуть.
Тихое посапывание сказало ей, что молоденькая горничная Лиза крепко спит. Хорошо. Лиза ей не нужна, а то будет настаивать, чтобы самой выполнить поручение. Ее охватило какое-то странное беспокойство, нужно что-то делать, но что именно — она не была уверена. Джульетта протянула руку к спинке кровати, взяла платье и натянула его через голову. Но когда встала, боль в ноге усилилась. Решительно сжав зубы, Джульетта заковыляла к двери. Прохладный пол террасы остудил горячую, опухшую ногу. Отец, должно быть, уже вернулся, и карлик с ним, ведь Аристо редко бывал далеко от Данте. Джульетте показалось, что вскоре после того, как она легла, во дворе ржали лошади. А судя по тому, сколько времени она металась в постели, уже далеко за полночь — слишком поздно для обычных хождений.
В коридоре было прохладно и темно. Пробираясь к северо-восточной башне, Джульетта размышляла, что сказать карлику о ране, не выдавая своего побега в монастырь. Он очень хитрый, и мало что в замке проходит мимо его глаз и ушей.
Она приблизилась к башне и остановилась, чтобы заглянуть за угол. Комнаты слуг были на восточной стороне, около часовни. Поблизости никого не было. Прижимаясь к стене, девушка свернула за угол. Вдоль стены равномерно размещались факелы. И каждый раз, когда она проходила мимо одного из них, на противоположной стене мелькала ее тень. Подол платья слегка колебался от гуляющих по коридору сквозняков. Едкий запах горящего масла щипал ноздри.
Джульетта взглянула на открытую дверь часовни, мимо которой проходила, и в нерешительности остановилась. В часовне было несколько окон, выходящих на внешнюю, восточную стену.
Забыв о больной ноге, Джульетта вошла в часовню. Забыла она и об Аристо, и об объяснении, которое должна ему дать.
Тело отзывалось на мысли о человеке, доставившем ей наслаждение. Воспоминание о его губах, горячих прикосновениях к ее плоти вызвали жаркую волну в животе. Эта волна распространялась все ниже, разжигая угасшие было желания.
В слабом свете свечей Джульетта в отчаянии огляделась. Она должна еще раз увидеть его, хотя бы то место, где они расстались. Как будто этот мужчина околдовал ее, будто притягивал к себе через толстые стены замка.
Если бы не так болела нога, девушка в этот же миг с легкостью покинула бы замок и помчалась через ночь, чтобы снова увидеть его, пусть только из своего убежища у дуба.
Возле двери часовни Джульетта увидела стул. Посмотрела на два окна вверху, прикинула расстояние между ними и полом. Стул слишком низок, огорченно решила девушка. И стекло такое закопченное, что через него ничего не увидишь, глупышка, напомнил ей язвительный голос. Может быть, можно увидеть с башни?
Она прижалась щекой к шершавой побеленной стене, прохладной и успокаивающей. Огорчение постепенно проходило. Конечно. И даже если ее увидит стражник, можно сослаться на бессонницу и заявить, что ей нужно подышать свежим воздухом.
Джульетта оттолкнулась от стены, забыв свои первоначальные намерения, даже когда нога болью ответила на поспешные движения. Прохромала через часовню, не замечая запаха ладана и свечного воска, безмятежной тишины зала и утешающего вида алтаря с сияющими свечами, ее тянула какая-то могучая, невидимая сила.
«Что со мной?» — пульсировала в голове единственная мысль, когда Джульетта пошла к двери. Обогнула угол, порыв прохладного воздуха освежил лицо. И тут с кем-то столкнулась… Ощутился запах розовой воды, чьи-то крепкие руки не дали упасть.
— Мона Джульетта? Это вы? — в полумраке на нее щурился Аристо.
— Si, — смиренно ответила девушка.
Планы были расстроены.
— Что вы здесь делаете, madonna?
— О, я искала тебя, maestro, — бойко солгала девушка.
Обсидиановые[16] глаза карлика сузились.
— Меня? В часовне?
Все знали, что Аристо не религиозен. Духовен, как сказал однажды ее отец, но не религиозен. Он слишком пострадал от рук покойного епископа Флоренции, которого, в конце концов, убил почти двадцать лет назад. И с тех пор больше не входил в часовню. Не замечая глубокого смысла его простых слов, Джульетта добавила:
— Я шла к тебе, потому что поранила ногу. И мне… показалось, что я услышала запах роз.
— Понятно, — карлик кивнул, будто причина была убедительной, как, впрочем, и оказалось бы в обычных обстоятельствах.
— Вы можете ступать на нее?
— Я вполне могу идти. Но я порезала ногу о камень, и она так болит, что не могу уснуть, — ей удалось выжать слезу.
Так Джульетта и стояла, опустив ресницы, слезинка повисла на них и упала, как капля дождя.
Аристо, она это хорошо знала, не выносил слез, особенно ее и Карессы.
Карлик посмотрел на ее босые ноги, поднял глаза и вздохнул.
— Хорошо, идемте. Я посмотрю. А вы расскажете мне, как вы тут проказничали, пока не было Его Превосходительства.
Аристо взял ее руку и положил, на свой согнутый локоть. И хотя она верила в эффективность своих слез, Джульетте показалось, что пружины хитрой ловушки захлопнулись.
— Идемте, — повторил карлик и повел ее по коридору к своей комнате.
Глава 4
— Глазам не верю, — с мрачной иронией произнес Данте. — Блудный сын вернулся. Хотя время выбрал сам.
Но в душе принц был рад молодому человеку. Утро обещало чудесный день, и не только в отношении погоды. Какая бы ни была на то причина, но Родриго, как оказалось, решил явиться к нему сам, не дожидаясь, пока его найдет Аристо, И было видно, что сын Джулиано де Медичи рад возвращению, несмотря на годы разлуки и недовольство, подталкивавшее не прислушиваться к приказам Данте вернуться на родину.
— Трудно поверить, что вы считаете меня своим сыном, разве что в переносном смысле, Ваше Превосходительство, — в словах Родриго угадывалась горечь.
Ну вот, подумал Данте, вот корень проблемы, о существовании которой он подозревал с тех пор, как Родриго не послушался его и не вернулся в Тосканию.
— Ты всегда будешь для меня сыном, независимо от того, кем себя считаешь… или от степени твоего гнева. Сам прекрасно знаешь — мне пришлось сделать это ради твоей безопасности.
— А если бы я был Алессандро?
— Независимо от моих чувств к тебе, в глазах всех — особенно Корсини — ты был Zingaro. И кинжалы убийц нашли бы тебя через несколько дней после того случая, — принц прищурился и внимательно посмотрел на Родриго. — С другой стороны, все могло обернуться вендеттой против семьи Алессандро, и ты сам знаешь, через что мне пришлось когда-то пройти, чтобы положить конец вражде между семьями Алессандро и Корсини.