Ответ один: они действуют по указке Изабеллы. Только королева могла вызвать такое единодушие мнений. Джоанна перевернулась на спину и уставилась в одну точку на потолке. Она не винила фрейлин Изабеллы, даже тех, которые относились к ней дружелюбно. Они просто находили в этом развлечение, не задумываясь над ошибочностью своих действий. А Изабелла — круглая дура! По каким-то причинам эта женщина ненавидит Джеффри с самого детства и, несомненно, не откажется от еще одной попытки сделать его несчастным. Изабелла хочет разжечь в Джоанне ненависть к будущему мужу и, возможно, даже надеется опорочить ее саму, чтобы разозлить Джеффри.
Эта мысль заставила Джоанну улыбнуться. Ее улыбка могла бы встревожить ее жениха, будь он здесь. Теперь Джеффри принадлежит только ей, думала Джоанна, скоро она приручит его, даже если придется прибегнуть к кастрации… Джоанна тихо рассмеялась. Воспоминания о гневных обвинениях матушки и тщетных возражениях Иэна вселяли в Джоанну уверенность, что сейчас Джеффри верен ей.
Тем не менее, когда через неделю прибыла леди Эла, Джоанна ухватилась за ее приезд как утопающий за соломинку.
— Я смотрю, длинные языки уже сплетничают без умолку, — сказала леди Эла, как только они смогли найти укромное местечко для разговора.
— Я не верю им! — вспыхнула Джоанна.
Леди Эла гневно сверкнула своими, обычно невозмутимыми, глазами.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросила она. — Ты хочешь сказать, будто не веришь, что Джеффри имел любовницу? Уверяю тебя: они были у него раньше, а возможно, есть и сейчас.
— То, чем он занимался раньше, — не мое дело, — спокойно ответила Джоанна. — Кроме того, он волен переспать с какой-нибудь проституткой в канаве, коль меня нет рядом, а ему необходимо утолить свою потребность. Но у него не будет любовницы, когда я стану ему женой! Джеффри принадлежит только мне!
Леди Эла приставила к уху ладонь и рассмеялась.
— Кто это со мной говорит: Джоанна или Элинор? — спросила она. И уже более серьезным тоном добавила: — Мне ясно, что ты имеешь в виду. Но тебе не стоит волноваться о прошлом Джеффри, если ты боишься, что тронула его сердце. Если ты способна завоевать его, он будет непорочен перед тобой так же, как и ты перед ним.
На это Джоанна ничего не ответила, ошеломленная осознанием того, что, не желая отдать свое сердце Джеффри, она не вправе требовать этого и от него. Она не позволяла себе и подумать, почему так настроена против интимных связей Джеффри с другими женщинами, если сама не хочет его любви.
Джоанна покачала головой.
— Не это тревожит меня, — почти солгала она. — Меня нестерпимо мучает свое бессилие заткнуть рты всем этим сплетницам. Я еще могла бы справиться с ними, подпортив им внешность своими ноготками, но Иэн говорил, что лучше мне не прибегать к подобным мерам. К тому же, сказать по правде, они мало в чем виноваты. Мне кажется, что за всем этим стоит королева…
— Мне тоже так думается, но не повторяй этого вслух снова, — перебила Джоанну леди Эла. Ее губы задергались, а от волнения задрожали руки. — Здесь так темно. У меня все пляшет перед глазами, когда не хватает света. К тому же и сыро, а от сырости у меня появляются нестерпимые боли в груди.
— Дорогая, возьмите меня под руку, и я отведу вас в сад, где достаточно много света и тепло.
— Не уверена, что найду в себе силы идти так далеко, — снова пожаловалась леди Эла.
Джоанна чуть было не рассмеялась. Очевидно, леди Элу абсолютно не волнует, услышит ли кто-либо их разговор о Джеффри, хотя она находит вполне естественным, что Джоанна сразу же обратилась со своими проблемами к крестной матери. Видимо, сейчас леди Эла хотела сообщить Джоанне информацию, требующую умения хранить тайну.
— Я очень сильная, — настаивала Джоанна. — Я поддержу вас, и кроме того, можете рассчитывать на помощь Брайана. Поднимайся, дурачок! — приказала она собаке.
Они втроем спустились вниз и вышли из замка. Оказавшись на открытом воздухе, леди Эла сказала не без приятного удивления, что дышать ей стало гораздо легче. Затем с видом мученицы, обнаружившей, что стрелы, пронзающие ее, не причиняют боли, она выразила желание немного прогуляться. Между вздохами, выражавшими ее утомление, и бурными восклицаниями по поводу своего слабого здоровья, леди Эла рассказала Джоанне несколько пикантных историй и парочку отзывов о королеве со стороны ее фрейлин, которые могли бы заставить замолчать некоторые язычки. Более того, у леди Элы был свой способ общения с Изабеллой, и она могла, по крайней мере на некоторое время, отвлечь неглубокий ум королевы от Джоанны.
Как только королева утратит к девушке свой интерес, а ее фрейлины увидят в лице леди Элы сильную поддержку для Джоанны, почти все попытки травли прекратятся. В присутствии леди Элы разговоры всегда переходили в более объективное русло. Конечно, не обходилось и без сплетен, но в большинстве случаев они служили лишь приманкой для мужчин, которые интересовали фрейлин.
Вскоре Джоанна пресытилась подобными развлечениями. Фрейлины только и говорили о том, как и где закреплять булавки, сколько браслетов носить на руке и ожерелий на шее. Джоанна была искусной рукодельницей, но ее жизнь не зависела всецело от новых стежков, какими бы красивыми они у нее ни получались. Повзрослев, Джоанна уже тосковала по своей юности. Она впервые столкнулась со страшным врагом, о котором ее предупреждала матушка, — со скукой от безделья.
Тогда Джоанна не вняла ее предостережениям. Она подозревала, что неудовлетворенность леди Элинор исходит из нетерпеливости ее натуры, которая каждую минуту нуждалась в какой-нибудь деятельности. Джоанна решила, что, несмотря на рыжий цвет волос, она гораздо уравновешеннее своей матушки и более предрасположена к созерцанию и грезам. В минуты крайнего раздражения матушка иногда называла дочь «красивой коровой», но это было отнюдь не так. Насколько известно, коровы ведут совершенно бессодержательную жизнь, «размышляя» лишь над содержимым своих желудков. Но Джоанна, также стремившаяся к размышлениям, выбирает для этого что-нибудь более интересное.
Вполне естественно, что прежде всего ее мысли обращались к Джеффри, который находился в Уэльсе. Правда, в основном Джоанну интересовало, как он справляется с людьми, хватает ли его армии запасов. Однако время от времени она размышляла о сражениях, и тогда девушку охватывала паника. Джоанна боролась со своим страхом, пытаясь задушить его, убежать от него, утешить себя мыслью, что Джеффри — только один из многих представительных и достойных ее мужчин.
Но, странно, все это скорее увеличивало страх, нежели подавляло его. В отчаянии Джоанна делала все возможное, чтобы полностью выкинуть Джеффри из головы. При дворе не было недостатка в мужчинах, хотя многие уехали с королем. Остались в основном старики вроде лорда Оксфорда, которые хотя и желали находиться поближе к месту военных действий, физически для этого уже не подходили. Остались при дворе и те, кто управлял делами государства, заняв безопасное местечко, вполне удобное, тем не менее, для того, чтобы сообщать королю необходимую информацию. Здесь же пребывала и стража королевы, отвечавшая за безопасность ее и королевских чад. Джоанна кокетничала со всеми этими мужчинами.
В известном смысле она не забывала об осторожности. Никогда не отдалялась от леди Элы, разве что во время танцев. Никогда не танцевала более одного раза за вечер с одним и тем же джентльменом, не говоря о тех стариках, что годились ей в дедушки. Предпочитала скорее просто наблюдать за балом, нежели выказывать кому-либо свое расположение. Темы ее разговоров были абсолютно безупречными: в основном дела государственные, торговля либо, если это оказывалось невозможным, охота и другие развлечения. Джентльмены обнаружили, что Джоанна напрочь отвергает любовные воздыхания. К тому же ее просто невозможно было застать одну, чтобы заговорить с ней на амурные темы. Придерживаясь и дальше такого поведения, Джоанна вскоре лишилась бы общества молодых мужчин, несмотря на всю соблазнительность своего милого личика и аппетитность тела. Ухажеров удерживал около Джоанны какой-то неопределенный намек, обещание большего. Что-то в ее взгляде говорило: «Не такая уж я паинька, я просто осторожна и пуглива. Поймай меня в подходящий момент, и я уступлю».