Хоть и не стремилась к этому, но, с каждым вздохом, девушка все больше и больше, склонялась к мужчине. Будто магнитом тянуло Годиву к Леонардо. И, когда они выехали на опушку леса – ту самую, где часом ранее случился бой, прекрасная саксонка, уже обессилено откинувшись, прижималась своим телом к нормандскому льву. И хотя тело её, вроде как, отдыхало, но вот разум и душа не знали покоя.
Почему-то страшные вещи нередко случаются именно ночью. Быть может, тьма придает им силы? Годива, задаваясь этим вопросом, не знала ответа. Зато теперь, будто после кошмарного сна, когда первые признаки рассвета появились на сером небе, она узнала, как выглядит место сражения после того, как бой закончился.
Опрокинутые, застывшие в страшных позах, тела. Лица, на которых запечатлелось скорбное выражение, страх, боль и удивление. Стрела, вызывающе торчащая из головы одного из воинов. Кровь. На груди мужчин. На плащах. На траве. Вишневые лужицы, кричавшие о насильственной смерти людей.
Кровь мощным напором ударила в голову Годивы. Она слышала лишь её. Та стучала, ломила виски, оглушала и сводила с ума. Наконец, через стену шума, стал пробиваться властный голос Леонардо, тот, обращаясь к своим воинам, отдавал приказы. И вот уже мужчины, оседлав своих коней, присоединившись к предводителю, продолжали свой путь.
Годива смотрела отсутствующим взглядом прямо перед собой. Смотрела, а не видела. Мысли её были слишком далеко, чтобы белокурая красавица могла заметить густой, как молочный напиток, туман, не обратила она своего внимания на горы, стоящие по левую сторону неприступной стеной. Думала только о тех несчастных, павших этой темной ночью. Не знала, не считала, кого было больше из убитых – воинов ли Леонардо или же врагов. Не в этом дело. Там оборвалась человеческая жизнь.
Война для Годивы была лишь словом, не имеющим почти никакого веса. Какие-то отголоски, безусловно, доходили до Уэльса, но в целом, жизнь девушки была мирной, хоть и одинокой. Не понимала еще прекрасная саксонка, что погибшие – такова одна из цен каждого завоевания. Годива была далека от этого, и от того увиденное еще сильнее, чем тогда, когда её захватили в плен, повергло в ужас.
Когда всадники, миновав небольшой луг, стали огибать многовековой лес, Годива поняла, что у неё - больше нет сил терпеть. К горлу то и дело подкатывала тошнота, ладони стали липкими, и все тело, изнывая жаром и ознобом, требовало освобождения от того ужаса, которым прониклась девушка этим ранним утром.
- Леонардо, - слабым голосом позвала Годива.
Он не ответил. Погруженный в собственные мысли о превратности судьбы, мужчина не сразу услышал голос девушки. Тогда ей пришлось сказать уже громче:
- Леонардо!
- Да? – наконец, отозвался он, немного озадаченный тем, что пленница позвала его. Все это время, пока они ехали верхом, девушка предпочитала сохранять молчание, и мужчину это устраивало. Она не отвлекла его, не вынуждала вести светскую беседу, которая неимоверно раздражала Леонардо. А вот теперь, Годива обратилась к нему.
- Леонардо, - она запрокинула голову так, чтобы мужчина мог увидеть её лицо, - можно отдохнуть? Совсем немного?
Мужчина внимательным взором прошелся по лицу девушки. Кожа была бледная, и только щеки алели странным, далеко не здоровым румянцем. Именно это стало причиной того, что Леонардо, несмотря на то, что их путешествие и так затянулось, ответил согласием на просьбу Годивы.
Стоило только мужчине, спустив девушку с коня, поставить её перед собой, как неприятные догадки подтвердились. Желая знать точно, Леонардо легонько, удивительно нежно для человека его характера и жизненного опыта, коснулся лба Годивы.
- Да ты вся горишь, - произнес мужчина.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Годива покачнулась и непонимающе посмотрела на Леонардо.
- Горю? – как во сне, повторила она. Говорила, а голос слышала свой как сквозь стену – отдаленно, словно он и не ей принадлежал. Девушка дотронулась своими ледяными пальцами до лба – и тут же одернула руку, словно обожглась.
- Действительно, горю, - снова качнувшись, ответила Годива.
Леонардо удержал её за плечи. Всматриваясь в горящее от лихорадки, лицо девушки, мужчина принимал решение. Да, будь на её месте один из воинов, они продолжили бы путь дальше. Да будь он сам, Леонардо, нездоров, все равно, остался бы в седле, понимая, что активная деятельность больше поспособствует выздоровлению, нежели ленивый отдых. Его тело не привыкло к последнему.
Но перед ним стояла молодая женщина. Не воин, привыкший днями и ночами испытывать трудности и непогоду. А женщина – нежная, слабая и юная. Вряд ли Годива выдержит поездку, а если, все же, справится, состояние её может значительно ухудшиться.