– Уверяю тебя…
– Этого просто не может быть, – воскликнул он, испытывая не столько сомнение, сколько ужас. – Ты красавица. Она не была… Она не могла так измениться!
– Да, конечно, я другая, – сказала Джорджина в замешательстве. – Но изменение не произошло за одну ночь. Это происходило постепенно, а тебя ведь не было там, чтобы заметить перемену. Клинтон отсутствовал три года и был изумлен, когда вернулся. Но он-то знал, что я это я.
– Он твой брат, – возразил Малком.
– А ты мой жених, – резко ответила Джорджина.
– Боже мой, но не думаешь же ты… Когда все это было – пять или шесть лет тому назад. Я и не надеялся, что ты станешь меня ждать. Проклятая война. Все изменилось, разве ты не видишь?
– Нет, не вижу. Когда началась война, ты находился на борту английского корабля. Но не по своей вине. Ты оставался американцем.
– В том-то и дело, девочка. Мои родители хотели обосноваться в Америке, а не я. Я никогда не считал себя американцем.
– Не пойму, к чему ты клонишь, Малком?
– Я был и есть англичанин. Именно поэтому меня забрали в армию. Я был совсем молодым, они поверили, что я не дезертир. Я подписал какие-то бумажки – мне все равно было, на чьем корабле плавать. Сегодня же у меня все в порядке, я второй помощник капитана на…
– Мы знаем, на каком корабле, – сухо ответила Джорджина. – Именно поэтому мы и нашли тебя, хотя занимались поисками целый месяц. У американского купца записи не могли бы находиться в таком небрежении. Мои братья знают, где находится каждый из их команды, когда корабли в порту… Дело не в этом. Итак, ты воевал на стороне англичан. Четверо моих братьев отдали свои корабли для американского флота – и ты мог бы выступить против любого из них?
– Полегче, девочка, – вмешался Мак. – Ты и раньше знала, что он воевал против нас.
– Да, конечно, но я думала, он делает это по принуждению. Он же с удовольствием признается в том, что он – предатель.
– Нет, он признается, что любит страну, где родился. Его нельзя винить за это.
Да, в этом она не могла его обвинять, хотя и желала бы. Чертовы англичане. Боже, как она их ненавидела. Они не только похитили у нее Малкома, но и добились того, что он встал на их сторону. Он действительно стал англичанином и был горд этим. Однако он все же ее жених. А война уже закончилась.
Малком покраснел, она, правда, не поняла, случилось это от огорчения или от смущения. Она и сама пылала. Совсем не так представляла она их встречу.
– Мак прав, Малком. Извини, я слишком расстроилась из-за всего этого… В общем, все это уже не имеет никакого значения. Ничего не изменилось, потому я и здесь.
– Но все же зачем ты приехала?
Джорджина ошеломленно посмотрела на него, потом ее глаза сузились:
– Зачем я здесь? По-моему, ответ очевиден. Вопрос в том, почему мне пришлось сюда ехать, и только ты можешь на него ответить. Малком, почему ты не вернулся в Бриджпорт?
– Не было причины.
– Не было причины? – Она задохнулась. – Объясни, умоляю. Мы же были помолвлены, собирались жениться. Или ты предпочитаешь забыть о наших отношениях?
Он предпочел не встречаться с ней взглядом.
– Я не забыл. Просто я не думал, что ты будешь меня ждать, тем более, я перешел в английское подданство.
– Тебя более не устраивало, что я американка? – спросила она.
– Вовсе не так, – возразил Малком. – Я искренне был убежден, что ты не станешь меня дожидаться. Мой корабль утонул, я подумал, ты сочтешь меня погибшим.
– Моя семья занимается торговлей, мои братья постоянно в плавании, у них всегда самая точная информация. Твой корабль утонул, да. Но мы знали, что никто не погиб. Мы это знали. Мы не знали только, что произошло с тобой позже… до недавнего времени у нас не было никаких вестей, пока тебя не увидели на борту «Погрома». Конечно, я понимаю, возвращаться к невесте, которая, возможно, ждет тебя, а возможно, и нет, казалось тебе бессмысленным. Наверное, хорошо было бы выяснить все наверняка. Если тебе не хотелось ехать, мог бы написать. Связь между двумя странами наладилась. У нас в порту мы уже видели один или два английских корабля.
Джорджина говорила саркастическим тоном, но ничего не могла с собой поделать. Ей пришла в голову мысль, что она могла бы продолжать ждать этого человека, а он даже и не собирался возвращаться. Не предприми она путешествие в Англию, она скорее всего и не услышала бы о нем никогда. Ей стало больно от своих мыслей, но Малком не решался даже взглянуть на нее.
– Я написал тебе письмо.
Джорджина была уверена, что он лжет, потому что трусит и потому что хочет подсластить горькую пилюлю. Он щадил ее гордость. Знал бы он, как давно она забыла о своей гордости – еще когда она сделала все, чтобы заполучить Малкома в женихи. Похоже, он боялся поднять голову не потому, что все его извинения не стоили и ломаного гроша, а потому, что сам прекрасно осознавал никчемность собственных оправданий. Боже мой, она приехала, пришла к нему – и не это ли лучшее извинение его поступку?