– Ну что ж. Она больше не повторит ошибки – ходить по палубе где попало. Удар по уху послужил хорошим уроком.
– Но теперь Тиддлз сильно настроен против нее. Арти тоже был готов дать ей поджопник и дал бы, если бы меня не оказалось поблизости. Ты бы слышал, каким приказным тоном она разговаривала с ним.
– А ты не предполагал, что «мальчик» – леди?
Джеймс пожал плечами.
– Да, она набила руку в приказаниях, кто бы она ни была.
Образованна или по крайней мере здорово изображает таковую.
Шутливый тон вдруг оставил Конни.
– Будь я проклят, но это заставляет смотреть на вещи иначе.
– Черт возьми, да. Но ведь не я напялил на нее эти брюки. А кем она была, по-твоему? Портовой шлюхой? – Молчание Конни было красноречивым ответом и вызвало смех со стороны Джеймса. – Ага, ты становишься кавалером, Конни. Тебе это идет не больше, чем мне. Эта хитренькая бестия может быть даже принцессой, мать ее, но пока время не настало, она остается каютным юнгой. До моих особых распоряжений. Если она решила играть эту роль, я заставлю ее играть по-настоящему.
– До какого времени?
– Пока мне не надоест. – Потом, видя, как шотландец выпустил свою жертву, он добавил. – Ад и огонь. Никакого кровопролития! А я бы…
– Кости переломал, полагаю. – Конни вздохнул. – Мне кажется, ты принимаешь все близко к сердцу…
– Вовсе нет. Я просто не могу видеть, как бьют женщину.
– Не есть ли в этом нечто новое для тебя? Послушай, Джеми, дружок, – добавил он поспешно, когда Джеймс повернулся к нему. – Почему бы тебе не сберечь эти убийственные взгляды для команды, когда это необходимо… Ну ладно, – закончил он, видя, как Джеймс шагнул по направлению к нему. – Беру все слова обратно. Ты, мать твою, настоящий защитник всех женщин.
– Ну не настолько.
К Конни снова вернулось его шутливое настроение, когда он взглянул в лицо приятеля.
– Только ты какой-то чувствительный сегодня.
– Чувствительный? Я? Только потому, что я не переношу вида тех, кто поднимает руку на женщину.
– Мне кажется, нужно отметить следующее. Тиддлз не знал, что ударил женщину.
– Не важно, хотя принимаю это возражение. Однако били ребенка. Есть ли разница? Скажи, сбил бы он с ног Макдонелла, если бы тот также оказался у него на пути?
Конни вынужден был согласиться.
– Сомневаюсь.
– Вот так-то. А поскольку нам нужно положить конец этой склонности к рукоприкладству, а шотландец разочаровал нас, нужно что-то придумать.
– Думаю, она обратит на это внимание.
– Ее пожелание здесь ни при чем. Если в следующий раз я увижу мистера Тиддлза, хорошо бы мне иметь молитвенник в руке.
Джеймс говорил не о религиозной книге. Он имел в виду кусок пемзы. Стоя на четвереньках, этими кусками натирали палубу. Это была одна из самых неприятных работ на корабле.
– Ты хочешь заставить его драить палубу, на которой нет ни пятнышка? – уточнил Конни.
– И не меньше четырех вахт…
– Черт подери, за шестнадцать часов на четвереньках он сдерет всю кожу с колен. Да он зальет палубу своей кровью.
Замечание Конни не изменило намерений Джеймса, поскольку тот сказал:
– Возможно. По крайней мере, кости у него останутся целы.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это только подтолкнет его к тому, чтобы еще больше обижать твоего «паренька».
– Вовсе нет. Уверен, ты можешь обнаружить кое-какие перемены в парне, который перенес подобное наказание. Даже порванная одежда уже действует на него. Его рубашка осталась цела после столкновений с кулаками Макдонелла. Но, думаешь, урок на него не подействовал? Если ты ищешь виновных, то тебя, дорогой друг, следовало бы ударить, а не Джорджи.
– Большое спасибо, – сказал Конни. – Ты мог бы оставить все как есть, знаешь. Они сами справятся со своими проблемами.
Джеймс наблюдал, как двое Макдонеллов шли по направлению к мачте. Джорджи прижимал руку к ушибленному уху.
– Сомневаюсь, что они смогут. Но я, несмотря ни на что, смогу. Поэтому я собираюсь наказать кого следует, Конни. Если не то наказание, так другое, может быть, «девятихвостая кошка». А если ты хочешь поговорить по поводу крови, которая забрызгает палубу…
– Опять проблема с кирпичными стенами, да? Это тот говнюк, который ударил тебя? Надо было тебе не мешать, я бы его избил посильней.
– Я имею в виду капитана, – шептала Джорджина, уводя Мака в ту сторону палубы, где никто не мог бы их слышать. – Это и есть тот самый двухтонный бык, который вышвырнул меня из таверны в тот вечер, который мне хотелось бы забыть.
Мак остановился.
– Ты хочешь сказать, что тот светловолосый тип и есть кирпичная стена?