Любопытно, как досадно может оказаться ограничение в питании даже тому, кто считает себя равнодушным к гастрономическим изыскам. Сегодня на ужин был пудинг, который я не мог попробовать, хотя очень этого желал. Это потому, что, в отличие от любого другого пудинга, виденного мною прежде, этот имел некое духовное значение. Мне казалось, - и это, без сомнения, весьма причудливо, - будто дегустация этого пудинга может дать мне новое ощущение, а, следовательно, новый опыт. Обычная вещь может послужить приобретению нового бесценного опыта: почему я не мог получить его с помощью пудинга? Жизнь здесь чрезвычайно однообразна, и мне хотелось бы хоть немного разнообразить ее, что выглядит несколько парадоксально, если учесть мое нынешнее положение. Как ни старайся, нельзя сразу кардинально изменить свои привычки и природу. Сейчас я переосмысливаю себя, ищу лейтмотивы, двигающие мною; я всегда ощущал в себе широту взглядов, чрезмерное стремление к новому, бескрайнему, к далеким горизонтам, морям позади морей и мыслям в глубине мыслей. Эта моя особенность и стала основной причиной всех моих несчастий. Я обладаю натурой исследователя, и в девяти случаях из десяти это приводило к краху. Если бы у меня имелся капитал и достаточный стимул, я стал бы одним из искателей Северного полюса. Я был страстным поклонником астрономии. Я с жадностью изучал ботанику и мечтал о новой флоре неизведанных частей света; то же самое я могу сказать о зоологии и геологии. Я стремился к богатству, чтобы открыть силу и чувство владения им. Я жаждал любви, чтобы оценить силу этого чувства. Я жаждал всего того, что разум человека может постичь как желанное для человека, не столько ради чистого эгоизма, сколько из неукротимого желания познания того, что способен познать человек. Правда, у меня есть ограничения, природу которых я не вполне понимаю, - но какой смертный когда-либо вполне понимал эти свои собственные ограничения, поскольку знание их исключило бы их существование? - и они в какой-то степени помешали моему прогрессу. А потому, - узрите меня в моей спальне в отгороженной части коридора, оказавшимся, волею судьбы, в такой яме, из которой не видны никакие горизонты. Сейчас, когда я пишу эти строки, мой горизонт слева, то есть физический горизонт, - это стена, оклеенная дешевыми обоями. Обои эти представляют собой невнятный золотистый рисунок на белом фоне. На стене висит несколько фотографий, сделанных лично мною, а кроме того, большую площадь занимает картина, написанная маслом, принадлежащая моей хозяйке. У нее массивная потускневшая позолоченная рама, и, как ни странно, сама она довольно мила. Понятия не имею, кто мог ее написать. На ней изображен обычный пейзаж, бывший в моде около пятидесяти лет назад, впоследствии с такой любовью воспроизводившийся на офортах, - извилистая река, маленькая лодочка с парой влюбленных, домик среди деревьев на правом берегу, церковный шпиль на заднем плане - но изображен он очень хорошо. Я вижу перед собой работу художника, у которого не было оригинальности воображения, в отличие от великолепной техники. По какой-то необъяснимой причине картина эта меня беспокоит. Я смотрю на нее, даже когда не хочу этого делать. Будто кто-то приказывает мне делать это. Я попрошу миссис Дженнингс снять ее. Я повешу на ее место несколько фотографий из своего сундучка".
"26 января. Я не веду дневник регулярно. И никогда этого не делал. Не вижу причин, по которым я должен это делать. Не вижу причин, по которым вообще это следует делать. В некоторые дни со мной не случается ничего интересного, достойного быть занесенным в дневник, в иные дни я чувствую себя неважно, либо просто ленюсь. За четыре дня я не написал ни строки, по причине смеси всего вышеупомянутого. Сегодня же я чувствую себя замечательно, не ленюсь, и мне есть, о чем написать. Возможно, это от минеральной воды, возможно - из-за изменений в атмосфере. Или же из-за чего-то более тонкого. Не исключено, что мой разум ухватился за нечто новое, совершил открытие, которое заставляет его воздействовать на мое слабое тело, и служит для него стимулятором. Я сознаю, что чувствую себя заметно лучше, и это вызывает у меня интерес, что в последнее время очень необычно для меня. Я испытывал безразличие ко всему, и иногда задавался вопросом: не является ли это причиной, а не следствием состояния моего здоровья. Я впал в безразличие от того, что до меня никому нет дела. Иметь препятствия довольно удобно. Борьба - всегда боль и дискомфорт. Сдаваться - скорее приятно, чем наоборот. Если никто не бьет, уколы почти незаметны. Однако, по какой-то причине, за последние несколько дней я, кажется, частично избавился от состояния покоя. В будущем это сулит мне проблемы; я в этом не сомневаюсь, но в то же время не сожалею. Началось все с картины - большой картины, написанной маслом. Вчера я заговорил о ней с миссис Дженнингс, и она, к моему удивлению, - поскольку я думал, что все легко устроится, - возразила против ее удаления. У нее имелось две причины; обе простые и вполне разумные, тем более что у меня, в конце концов, сильное желание убрать ее отсутствовало. Выяснилось, что картина ей не принадлежит. Она висела здесь, когда она снимала дом. Она сказала, что если ее снять, на ее месте обнаружится уродливое пятно, а ей очень не хочется клеить здесь обои заново. Моей комнате потребуется ремонт, и это будет хлопотно для меня же. Она также сказала, что в доме нет места, где можно было бы хранить картину, и нет другой комнаты, где ее можно было бы повесить, по причине ее большого размера. Поэтому я позволил картине остаться. В конце концов, подумал я, это не имеет большого значения. Но я все равно достал свои фотографии из сундучка и повесил вокруг большой картины. Теперь стена оказалась полностью закрыта. Я повесил их вчера днем, а ночью повторился странный опыт, - хотя я не знаю, можно ли это назвать опытом, - он повторяется каждую ночь, - но, скорее всего, это не сон, от которого просыпаешься во сне. До прошедшей ночи я сомневался, теперь - нет. В этой комнате есть что-то особенное. И мне это очень интересно. Я запишу события прошлой ночи. Что же касается предыдущих ночей, с тех пор как я поселился в этой спальне, то просто скажу, - они были совершенно такие же, в смысле, - предварительные этапы, пролог к тому, что произошло прошлой ночью.