- Нет, ничего, - ответила Аманда.
Она вдруг поняла, что не может рассказать сестре о случившемся, поскольку еще до того, как она осознала весь абсурд происшедшего, ее вера в ясность собственного разума поколебалась.
- Аманда Джилл, ты что, сошла с ума?
Она решила ничего не говорить Софии. Она опустилась на стул и принялась нервно чистить фасоль. София с любопытством наблюдала за ней.
- Аманда Джилл, что с тобой? - спросила она.
- Ничего, - ответила Аманда. И низко склонила голову к зеленым стручкам.
- Ну, конечно - ничего! Ты бледна, как полотно, а руки так дрожат, что в них едва держится фасоль. Я думала, у тебя больше здравого смысла, Аманда Джилл.
- Не понимаю, о чем ты, София.
- Ты все прекрасно понимаешь, не притворяйся. Почему ты спросила меня, поднималась ли я в комнату тети, и почему ведешь себя так странно?
Аманда замешкалась. Ее учили говорить правду. Но она солгала.
- Я хотела спросить, заметила ли ты, что вода просочилась и попала в комнату во время последнего дождя, - сказала она.
- И это заставило тебя так побледнеть?
- Не знаю. Возможно, на меня так подействовала жара.
- Не думаю, чтобы в комнате тети было очень жарко, хоть она и была долго заперта, - сказала София.
Она явно не была удовлетворена объяснениями сестры, но тут в дверях появился бакалейщик, и разговор прервался.
В течение следующего часа обе сестры были чрезвычайно заняты. Слуг они не держали. Когда, после смерти тети, они вступили во владение этим прекрасным старым домом, наследство оказалось сомнительным. У них не имелось денег, чтобы заплатить за ремонт, налоги и страховку, кроме тех тысячи двухсот долларов, которые они выручили от продажи маленького домика, в котором родились и прожили всю жизнь. Много лет назад семья Экли разделилась. Одна из дочерей вышла замуж против воли матери и была лишена наследства. Она вышла замуж за бедняка по фамилии Джилл, и разделила с ним его скромное имущество, - маленький домик; она жила в нем, с его сестрой и матерью, родила трех дочерей, а потом скончалась, измученная и утомленная заботами.
Мать и старшая сестра занимали по отношению к ней жесткую позицию до самой ее смерти. Ни одна из них не обмолвилась с ней ни словом с той поры, как она покинула их дом накануне свадьбы. Таково было их воспитание.
Три дочери лишенной наследства сестры вели тихую и умеренную жизнь. Джейн, средняя сестра, вышла замуж, и умерла менее чем через год. Аманда и София забрали к себе ее дочь, когда ее отец женился вторично. София много лет преподавала в начальной школе и скопила достаточно денег, чтобы купить маленький домик, в котором они и жили. Аманда вязала крючком кружева и вышивала фланель, делала подушечки для иголок и зарабатывала достаточно денег, чтобы их хватало на одежду им и ребенку, маленькой Флоре Скотт.
Их отец, Уильям Джилл, умер, когда им не было тридцати, а теперь, когда они достигли зрелого возраста, умерла их тетя, с которой они не общались, хотя часто видели; тетя жила в одиночестве в старом особняке Экли и дожила до восьмидесяти. Завещания она не составила, и они оказались единственными наследницами, за исключением Флоры Скотт, дочери покойной сестры.
Узнав о наследстве, София и Аманда сразу же подумали о Флоре.
- Это замечательно, ей будет, на что жить, когда нас не станет, - сказала София.
Она тут же решила, что нужно сделать. Им следовало перебраться в старый дом Экли и взять жильцов, чтобы оплачивать его содержание. Она сразу же отвергла идею его продать. Она гордилась семьей. Она всегда держала голову высоко поднятой, когда проходила мимо этого прекрасного старого особняка, "родового поместья", куда ей запрещено было показываться. И ее нисколько не огорчило, когда адвокат сообщил ей, что Харриет Экли истратила все семейные деньги до единого цента.
- Я понимаю, что нам придется работать, - сказала она, - но мы с сестрой решили сохранить этот дом за собой.
Обсуждение на этом закончилось. София и Аманда Джилл жили в старом доме Экли уже две недели, и у них было трое постояльцев: пожилая вдова, имевшая приличный доход, молодой священник-конгрегационист, и одинокая женщина средних лет, заведующая городской библиотекой. Мисс Луиза Старк, учительница из Эктона, должна была приехать на лето, и, таким образом, жильцов становилось четверо.
София считала, что они вполне обеспечены. Она и ее сестра довольствовались малым, и даже племянница, хотя и была молодой девушкой, тратила немного, поскольку ее гардеробом в течение многих лет служил гардероб покойной матери. В мансарде Экли-хауса имелся достаточный, на многие годы, запас черных шелков, атласа и прочих тканей.
Флора была девушкой очень нежной, с большими, серьезными, синими глазами, редко улыбающаяся, с алыми губами и прямыми светлыми волосами. Она была молода и казалась хрупкой, - ей должно было исполниться шестнадцать.
Вскоре она вернулась из лавки бакалейщика с чаем и сахаром. С серьезным видом прошла на кухню и положила на стол, за которым сидела тетя Аманда, перебиравшая фасоль. На Флоре была надета старомодная шляпка в форме тюрбана, из черной соломки, принадлежавшая покойной тетушке; она сидела высоко, подобно короне, открывая лоб. На ней было надето старое платье в пурпурно-белую клетку, слишком длинное и слишком большое, облегавшее, однако, грудь, подобно жакету.
- Тебе лучше снять шляпку, Флора, - сказала София. Внезапно она повернулась к Аманде. - Ты наполнила водой кувшин в комнате учительницы? - строго спросила она. София была совершенно уверена в том, что сестра этого не сделала.
Аманда вздрогнула и виновато покраснела.
- Кажется, нет, - пробормотала она.
- Я так и думала, - насмешливо заметила ее сестра.
- Флора, поднимись в комнату своей двоюродной бабушки Харриет, возьми кувшин и наполни его водой. Будь очень осторожна, не разбей кувшин и не пролей воду.