- Надеюсь, у мисс Липпинкотт достаточно здравого смысла, чтобы не верить во что-либо подобное, - заметил священник.
- Разумеется, - поспешно согласилась Элиза.
- Вы что-то видели или слышали? И если да, то что именно, хотелось бы мне знать? - спросила вдова тем же вечером, когда они остались в гостиной одни после ухода священника.
Элиза колебалась.
- Что это было? - настаивала вдова.
- Ну, - нерешительно сказала Элиза, - если вы обещаете никому не говорить...
- Обещаю. Итак, что это было?
- На прошлой неделе, как раз перед приездом учительницы, я зашла в ту комнату взглянуть в окно, нет ли облаков. Я хотела надеть свое серое платье и боялась, что пойдет дождь, поэтому решила взглянуть в окно, зашла туда...
- И что?
- Ну... вы ведь видели рисунок ситца на кровати и кресле?
- Да, павлиньи перья на синем фоне. Красивый рисунок, думаю, его невозможно забыть, один раз увидев.
- Павлиньи перья на синем фоне, вы уверены?
- Разумеется. А что такое?
- Когда я вошла в комнату в тот день, это не были павлиньи перья на синем фоне; это были алые розы на желтом фоне.
- Что вы имеете в виду?
- Только то, что сказала.
- Возможно, его поменяла мисс София?
- Нет. Спустя час я снова вошла в комнату; рисунок стал прежним - павлиньи перья на синем фоне.
- В первый раз вы просто ошиблись.
- Я ожидала, что вы скажете именно так.
- Я только что видела этот рисунок - павлиньи перья на синем фоне.
- Полагаю, что так. Полагаю, рисунок не поменялся.
- Он и не мог поменяться.
- Наверное, вы правы.
- Этого просто не могло быть. Как такое могло случиться?
- Не знаю. Мне показалось в тот день, что павлиньи перья на синем фоне исчезли на час, а вместо них появились красные розы на желтом фоне.
Вдова некоторое время смотрела на нее, а потом истерически рассмеялась.
- Я не стану, - сказала она, - отказываться от своей милой комнаты из-за подобной чепухи. Думаю, для меня не имеет значения рисунок: красные розы на желтом фоне, или павлиньи перья на синем. Скорее всего, вам просто показалось.
- Не знаю, - ответила Элиза Липпинкотт, - но уверена, что не стала бы спать в этой комнате, даже если бы вы дали мне тысячу долларов.
- А я стала бы, - сказала вдова. - Более того, стану.
Когда миссис Симмонс в тот вечер пришла в юго-западную комнату, она бросила взгляд на полог кровати и кресло. Павлиньи перья на синем фоне. Она с презрением подумала об Элизе Липпинкотт.
"Мне кажется, она очень нервная, - подумала она. - Интересно, не страдал ли кто-нибудь в ее семье помутнением рассудка?"
Однако, перед тем как лечь спать, когда миссис Симмонс снова взглянула на полог и кресло, то увидела красные розы на желтом фоне, а не павлиньи перья на синем. Она смотрела долго и пристально. Закрыла глаза, затем снова открыла. Она по-прежнему видела красные розы. Она пересекла комнату, повернулась спиной к кровати и всмотрелась в ночь из южного окна. Светила полная луна. Некоторое время она смотрела, на яркий диск, в золотом нимбе, посреди темной синевы. Потом взглянула на полог кровати. Она все еще видела красные розы на желтом фоне.
Она была поражена так, как никогда прежде. Это кажущееся противоречие разумному, проявившееся в такой банальной вещи, как ситцевый полог кровати, подействовало на эту лишенную воображения женщину так, как не подействовало бы явление призрака. Эти красные розы на желтом фоне казались ей куда более призрачными, чем любая странная фигура, облаченная в белый саван, вошедшая в комнату.
Она сделала шаг к двери, затем решительно развернулась.
- Если я спущусь вниз и признаюсь, что мне страшно, эта девчонка, Липпинкотт, посмеется надо мной. Мне все равно, красные розы на желтом фоне или павлиньи перья на синем. Не думаю, чтобы они причинили мне вред. А поскольку мы видели их обе, то вряд ли обе сошли с ума, - сказала она.
Миссис Эльвира Симмонс погасила свет, легла в постель и уставилась сквозь ситцевые занавески на залитую лунным светом комнату. Она предпочитала молиться в постели, находя это более удобным; молитва, по ее мнению, должна была охранять ее не хуже, чем какой-нибудь крепкого телосложения слуга. Через какое-то время она заснула; она была слишком практична, чтобы не спать из-за чего бы то ни было, что не могло оказать на нее физического воздействия. Ничто не нарушало ее сна. Она спала среди красных роз или павлиньих перьев - не зная точно, между чем именно.
Однако, около полуночи, ее разбудило странное ощущение. Ей приснилось, будто кто-то душит ее длинными белыми пальцами, она увидела склонившееся над ней лицо старухи в белом чепце. Когда она проснулась, старухи не было, полная луна освещала комнату, словно днем, и все вокруг казалось мирным; но ощущение удушья не проходило, а кроме того, казалось, лицо ее чем-то прикрыто. Она подняла руку и почувствовала, что голова ее прикрыта кружевным ночным колпаком с тесемками, завязанными под подбородком ужасно туго. Ее охватил ужас. Она сорвала его и судорожным движением отбросила в сторону, словно это был паук, издав короткий крик ужаса. Вскочив с кровати, она направилась к двери, но вдруг остановилась.
Ей вдруг пришло в голову, что Элиза Липпинкотт могла войти в комнату и повязать ей колпак, пока она спала. Она не заперла дверь. Она заглянула в шкаф, потом под кровать; там никого не было. Затем попыталась открыть дверь, но, к своему удивлению, обнаружила, что та заперта изнутри. "Значит, я все-таки заперла ее", - подумала она, поскольку дверей никогда не запирала. Теперь она не могла отмахнуться от того, что во всем случившемся было нечто странное. Конечно, никто не мог войти в комнату и выйти из нее, заперев дверь изнутри. Она не могла совладать с дрожью, охватившей ее, и все же была полна решимости. Она решила выбросить колпак в окно.