- Это предзнаменование того, что явится кто-то очень голодный, - сказала жена брата миссис Чайлдс с некоторой порывистостью, несоразмерной произнесенным словам.
Брат разрезал индейку. Калеб Чайлдс, хозяин дома, был стар, у него дрожали руки. Более того, никто, и он сам - менее всего, не был уверен в его способностях сделать это. Всякий раз, когда он брал себе подливку, жена с тревогой наблюдала, как бы он ее не пролил; но каждый раз он это делал. Пролил он немного и сегодня. На красивой чистой скатерти появилось пятно. Калеб быстро поставил на него блюдце, а поверх него - чашку, с небольшим звоном, по причине трясущихся рук. Потом посмотрел на свою жену. Он надеялся, что она ничего не видела; но она видела.
- Лучше бы ты попросил Джона дать тебе подливку, - с досадой произнесла она.
Джон с сосредоточенным видом склонился над индейкой. Он резал медленно и аккуратно, и все верили, что у него получится, как нельзя лучше. Плечи, на которые возлагалось это бремя, были сильными. Его жена, в своем лучшем черном платье, сидела, улыбаясь, с чуть склоненной в сторону головой. В других домах она сидела именно так. Здесь она сидела иначе, но сейчас был особый случай. И она себе это позволила. Когда она сказала о предзнаменовании, сидевшая рядом с ней молодая женщина слегка поморщилась.
- Я не верю ни в какие предсказания, - произнесла она тоном, резко контрастировавшим с ее миловидностью. Она была дальней родственницей мистера Чайлдса. С ней прибыли муж и трое детей. Незамужняя сестра миссис Чайлдс, Мария Стоун, была за столом одиннадцатой. Изможденное лицо Марии имело нездоровый красный цвет, от кончика острого носа до ушей; ее глаза строго смотрели из-за стекол очков. "Что ж, у нас будет достаточно времени проверить, сбываются ли предзнаменования", - коротко произнесла она. У нее была манера говорить так, словно она присутствует в суде. С шестнадцати лет она преподавала в школе, сейчас ей было шестьдесят. Она только что ушла из школы. Чтобы отпраздновать это событие, ее сестра в этом году устраивала рождественский ужин вместо Дня Благодарения.
Едва она это произнесла, раздался стук в дверь, которая вела в комнату. Все насторожились. Они были обыкновенными людьми, собравшимися по обычному поводу, но, по какой-то причине, трепет суеверного и фантастического ожидания охватил каждого. Никто не встал. Наступила тишина, все застыли, глядя на пустое кресло за столом. Снова раздался стук.
- Открой дверь, Паулина, - сказала ее мать.
Девушка испуганно взглянула на нее, но тотчас встала и пошла открывать дверь. Все смотрели на нее. На каменных ступеньках стояла девочка и заглядывала в комнату. Она не произнесла ни слова. Паулина оглянулась на мать с растерянной улыбкой.
- Спроси ее, чего она хочет, - сказал мистер Чайлдс.
- Что ты хочешь? - эхом повторила Паулина.
Девочка ничего не ответила. В комнату ворвался порыв холодного ветра. Жена Джонса вздрогнула и огляделась, не заметил ли этого кто-нибудь.
- Ты должна быстро сказать нам, что тебе нужно, чтобы мы могли закрыть дверь, потому что очень холодно, - сказала миссис Чайлдс.
Маленькое заостренное личико девочки выглядывало из старого платка, обернутого вокруг ее головы; глаза смотрели испуганно. Неожиданно она повернулась, собираясь уйти. Очевидно, она была смущена.
- Ты голодна? - уже громче, спросила миссис Чайлдс.
- Это не имеет значения, - пробормотала девочка.
- Что?
Та промолчала.
- Впусти ее, Паулина, - внезапно произнесла Мария Стоун. - Она голодна, но испугана до полусмерти. Поговори с ней.
- Не лучше ли тебе войти и чего-нибудь поесть? - робко спросила Паулина.
- Скажи ей, что она может сесть здесь, рядом с камином, где тепло, и хорошо поужинать, - сказала Мария.
Паулина вышла на холодный, пронизывающий ветер.
- Ты можешь сесть на стул у камина, где тепло, и хорошо поужинать, - повторила она.
Девочка посмотрела на нее.
- Разве ты не хочешь войти? - спросила Паулина с улыбкой.
Незнакомка сделала робкое движение вперед.
- Введи ее и закрой дверь! - крикнула Мария. Полина вошла, девочка несмело шла за ней.
- Сними свой платок и садись у камина, - сказала миссис Чайлдс. - Я сейчас подам тебе ужин.
Она старалась говорить мягко. Она вообще была доброжелательной женщиной, но не могла сразу избавиться от охватившего ее поначалу волнения.
Но тут вмешалась кузина, внимательно наблюдавшая за происходящим. Бросив озорной взгляд на жену Джона, - пустой стул располагался между ними, - она воскликнула:
- Помилосердствуй, ведь не собираешься же ты засунуть ее в угол? Вот же есть свободное место. Оно как раз предназначалось для двенадцатого гостя. Пусть она сядет сюда. - В манерах молодой женщины просматривались добросердечие и озорство. - Иди сюда, - позвала она девочку.
Среди гостей пробежал легкий трепет ужаса. Все они жили в провинции. Обычаи и традиции были для них священны; они очень щепетильно относились к их соблюдению, даже больше, чем это принято в высшем обществе. Они смотрели на несчастного ребенка, в грязном поношенном шерстяном пальто, полы которого распахивались, обнажая тоненькое тело.
Миссис Чайлдс взглянула на кузину. Она полагала, что та шутит.
Но та была абсолютно серьезна.
- Иди сюда, - повторила кузина. - Положи ей на тарелку индейку, Джон.
- Но ведь это же шутка? - нерешительно сказала наконец миссис Чайлдс. Она выглядела смущенной.
- Иди сюда, - снова сказала кузина. И нетерпеливо постучала по стулу.