Щеки Паулины зарделись. А потом она вдруг заговорила так, как не говорила никогда в жизни.
- Он, может быть, вовсе не такой плохой человек, каким ты его считаешь, - сказала она. - Ты не имеешь права говорить о нем так, отец. И, думаю, ты не станешь запрещать мне иметь дело с его родственником.
Дрожащая, раскрасневшаяся, она вдруг разрыдалась и выбежала из комнаты.
- Тебе должно быть стыдно за себя, отец, - воскликнула миссис Чайлдс.
- Не думал, что она примет мои слова на свой счет, - смущенно пробормотал Калеб. - Я вовсе не имел в виду ничего такого.
В последующие дни Калеб не был похож на самого себя. На его простом старческом лице отражалась напряженная работа мысли, что делало его выражение странным. Беспокойство и умственные усилия совершенно расстроили его спокойную натуру. По ночам он поднимался, зажигал свечу и шарил в столе до рассвета, в тщетной надежде отыскать пропавшую расписку.
Однажды ночью, когда он занимался поисками, кто-то нежно коснулся его плеча.
Он вздрогнул и обернулся. Это была Кристина. Она подошла совершенно неслышно.
- Ах, это ты! - воскликнул он.
- Вы так и не нашли ее?
- Нашел ее? Нет, я ее не нашел. - Он отвернулся от девушки и достал еще один ящик. Кристина стояла и печально смотрела на него. - Это была большая пожелтевшая бумага, - сказал старик, - большая пожелтевшая бумага. Я написал на ее обратной стороне: "расписка Сайруса Морриса". И записывал на ней проценты, полученные с него.
- Очень жаль, что вы не можете найти ее, - сказала она.
- Искать бесполезно; ее здесь нет, это очевидно. Она в его столе. В этом не может быть никаких сомнений.
- А где стоит его стол?
- У него на кухне; так же, как этот.
- Этот ключ может его открыть?
- Не знаю, возможно. Но даже если это и так... Бесполезно. Полагаю, мне придется смириться. - Калеб тихонько всхлипнул и вытер глаза.
Через несколько дней он зашел в гостиную. Он едва мог говорить; он протягивал в руку, в которой был зажат сложенный лист желтой бумаги; он дрожал в его ладони, подобно желтому листу клена под осенним ветром.
- Взгляните на это! - прошептал он. - Взгляните на это!
- О Господи, что случилось? - воскликнула Мария. Она, миссис Чайлдс и Мария сидели в гостиной за шитьем.
- Вы только взгляните на это!
- О Господи, отец, да что же, наконец, случилось? Ты что, сошел с ума?
- Это... расписка!
- Какая расписка? Отец, не волнуйся.
- Расписка Сайруса Морриса. Это его расписка. Это она!
Женщины поднялись, окружили его и посмотрели.
- Где ты нашел ее, отец? - спросила его жена, побледнев.
- Полагаю, именно там, куда вы ее положили, - с яростью произнесла Мария.
- Вовсе нет. Не нужно делать поспешных выводов, Мария. Расписка оказалась там, где она должна была лежать. Что вы об этом думаете?
- Отец, этого не может быть!
- Она лежала в его столе, там, где я и говорил...
Три женщины смотрели на него расширенными от удивления глазами.
- Отец, ты не мог пойти туда и взять ее!
- Я этого и не делал.
- Тогда кто же?
Старик кивнул в сторону кухонной двери.
- Она.
- Кто?..
- Кристина.
- Но как она могла сделать это? - спросила взволнованная Мария.
- Она заметила, как Сайрус и миссис Моррис проехали мимо, побежала к его дому, забралась в окно и забрала ее, вот как.
Калеб произнес это так, как это сделал бы упрямый ребенок, видевший все собственными глазами.
- Это превосходит все, о чем я когда-либо слышала, - слабым голосом произнесла миссис Чайлдс.
- Надеюсь, в следующий раз ты будешь верить моим словам, если я тебе что-нибудь скажу! - отозвался Калеб.
Все пришли в восторг от того, что расписка нашлась; но Кристину скорее упрекнули, чем поблагодарили.
Эта кража, которую трудно было считать кражей, снова пробудила прежнее недоверие к ней.
- Она поступила правильно, забрав расписку, и это нельзя назвать воровством, поскольку расписка не принадлежала Сайрусу; не знаю, что бы мы делали, если бы она не забрала ее, - сказала Мария, - но, несмотря на это, я все равно не могу ей доверять.
- То же самое думаю и я, - сказала ее сестра. - Но мне не хотелось бы быть неблагодарной, поскольку этот бедный ребенок поступил так только ради нас.
Что касается Калеба, он ничего такого не думал, имея на руках расписку и торжествуя победу над беззаконием Сайруса Морриса. Он испытывал благодарность, и ничего кроме.
- Благословен тот день, когда мы приютили эту девочку, - сказал он своей жене.
- Надеюсь, ты окажешься прав, - ответила та.
Паулина восприняла расставание с женихом внешне спокойно. Она по-прежнему улыбалась; ее манеры были по-прежнему мягкими. Но ее мать, подслушивая у двери комнаты дочери, знала, что та плачет по ночам. Она также стала меньше есть, и ела, только идя навстречу уговорам матери.
Через некоторое время стало заметно, как она похудела, цвет ушел с ее лица. Ее мать не могла не тревожиться.
- Думаю, мне следует сходить и спросить Уилларда, что означает такое его поведение, - однажды днем резко произнесла она, оставшись один на один в гостиной с Паулиной.