В тот вечер я села у камина и ела яблоки. На моем столе стояла тарелка с яблоками. Ее принесла миссис Берд. Я очень люблю яблоки. Так вот, я сидела, грызла яблоко и чудно проводила время, размышляя о том, как мне повезло получить пансион в таком прекрасном месте, у таких милых женщин, как вдруг услышала странный тихий звук около своей двери. Это был неуверенный звук, больше походивший на шарканье, словно кто-то очень робкий, маленькими ручками, водил ладонями по двери, не решаясь постучать. На мгновение мне показалось, что это мышь. Я подождала, звук повторился, а потом, решив, что это все-таки стук, хотя и очень робкий, сказала: "Войдите".
Но никто не вошел, и вскоре я снова услышала тот же самый звук. Тогда я встала и открыла дверь, полагая случившееся странным; я даже немножко испугалась, сама не зная, почему.
Итак, я открыла дверь, и первое, на что обратила внимание, был поток холодного воздуха, словно входная дверь внизу была открыта, но от этого холодного сквозняка исходил странный запах. Словно воздух пришел не с улицы, а из закрытого на много лет подвала. А потом я кое-что увидела. Сначала я увидела свое пальто. То, что его держало, было очень маленьким, и поначалу я ничего не разглядела. А потом я увидела маленькое белое личико с испуганными глазенками, взгляд которых пронзал сердце. Это было ужасное маленькое личико, и что-то особенное в нем отличало его от любого другого земного лица; но при этом оно было таким жалким, что не вызывало ужаса. Две маленькие ручки, потемневшие от холода, держали мое зимнее пальто, и странный далекий голос произнес:
- Я не могу найти свою маму.
- О Господи, - прошептала я, - кто ты?
Тоненький голосок повторил:
- Я не могу найти свою маму.
Все это время я ощущала холод и сознавала, что он исходит от ребенка; он был окутан этим холодом, словно появился из какого-то смертельно холодного места. Я взяла пальто и не знала, что делать дальше. Оно было холодным, точно лежало на льду. Взяв его, я смогла разглядеть ребенка более отчетливо. На нем была только маленькая, простенькая, белая рубашонка. Длинная ночная рубашка, скрывавшая его до ступней, сквозь которую я смутно могла разглядеть маленькое худенькое тельце, потемневшее от холода. Но его лицо не было темным, оно было бледным, точно воск. Волосы девочки казались темными, но именно казались, поскольку могли быть просто влажными, и на самом деле оказаться светлыми. Они казались, словно прилипшими к ее лбу. Она могла бы показаться красивой, если бы не была столь ужасна.
- Кто ты? - повторила я, глядя на нее.
Она смотрела на меня своими ужасными глазами, в которых читалась мольба, и ничего не отвечала.
- Кто ты? - в третий раз спросила я.
Она двинулась прочь. Она не побежала и не пошла, подобно другим детям. Она плыла, словно одна из тех маленьких прозрачных белых мотыльков, которые не кажутся настоящими, поскольку настолько легки, что двигаются, будто не имеющие веса. На верхней площадке лестницы она обернулась.
- Я не могу найти свою маму, - произнесла она таким голосом, какого я прежде никогда не слышала.
- Кто твоя мама? - спросила я, но она уже исчезла.
На мгновение мне показалось, что я упаду в обморок. В комнате потемнело, я услышала пение. Бросила пальто на кровать. Мои руки были холодны, словно лед; я, стоя в дверях, позвала сначала миссис Берд, а потом - миссис Деннисон. Я не осмеливалась ступить на лестницу. Мне казалось, я сойду с ума, если не увижу какое-нибудь живое человеческое существо. Я подумала, что никогда никого не услышу, а затем на лестнице раздались шаги, я почувствовала запах готовящегося к ужину пирога. Почему-то этот запах пирога оказался тем самым, что удержало меня от потери чувств. Я не осмеливалась ступить на лестницу. Я просто стояла и звала, пока, наконец, не услышала звук открывшейся двери и голос миссис Берд, зовущей меня:
- Что случилось? Вы звали, мисс Армс?
- Идите сюда, идите сюда как можно скорее, - крикнула я. - Быстрее, быстрее, быстрее!
Я слышала, как миссис Берд сказала миссис Деннисон: "Идем скорее, Амелия, в комнате мисс Армс что-то случилось". Даже тогда мне показалось, что она выразилась довольно странно, а еще мне показалось странным то, что, когда они обе поднялись наверх, - они, как мне показалось, знали о происшедшем, или, по крайней мере, догадывались об этом.
- Что случилось, дорогая? - спросила миссис Берд, но в ее красивом, теплом голосе угадывалось напряжение. Я видела, как она взглянула на миссис Деннисон, и каким взглядом та ответила ей.
- Ради Бога, - сказала я, никогда прежде так не говорившая, - ради Бога, что это принесло наверх мое пальто?
- Что это было? - спросила миссис Деннисон слабеющим голосом и снова посмотрела на сестру, а та посмотрела на нее.
- Это был ребенок, которого я никогда прежде здесь не видела. Это было похоже на ребенка, - ответила я, - потому что я никогда не видела такого ужасного ребенка. На нем была ночная сорочка, и он сказал, что не может найти свою маму. Кто это был? Что это было?
Мне показалось, что миссис Деннисон сейчас лишится чувств, но миссис Берд поддержала ее, потерла руки и что-то прошептала на ухо (точнее будет сказать, проворковала), а я побежала за стаканом холодной воды. Уверяю вас, чтобы спуститься вниз в одиночестве, потребовалось немалое мужество, но на столе в прихожей стояла лампа, так что я все могла видеть. Не думаю, чтобы у меня хватило смелости спуститься вниз в темноте, постоянно думая о том, что девочка находится где-то рядом со мной. Лампа и запах пирога, казалось, придавали мне храбрости, но, уверяю вас, я затратила совсем мало времени на то, чтобы спуститься по лестнице в кухню за стаканом воды. Я бежала так, словно в доме начался пожар, и схватила первое, что мне попалось на глаза: расписанную цветами вазу, которую миссис Деннисон подарили в воскресной школе.