- Эбби сошла с ума! Вон она, на улице, в такой холод, и... - Она не закончила, но я поняла, что она имела в виду ребенка. Мы увидели, совершенно отчетливо, как миссис Берд скользит над покрытой снегом дорожкой, а ребенок крепко держит ее за руку, прижимаясь к ней так, словно нашел свою мать.
- Она умерла! - сказала миссис Деннисон, крепко сжав мою руку. - Она умерла! Моя сестра - умерла!
Так и было. Мы поспешили наверх так быстро, как только могли; она лежала на постели мертвая и улыбалась, словно во сне; одна рука ее была вытянута, словно кто-то держал ее; ее не смогли выпрямить даже в последнее мгновение, когда она уже лежала в гробу.
- С тех пор ребенка больше не видели? - спросила миссис Эмерсон дрожащим голосом.
- Нет, - ответила миссис Мизёрв. - Ребенка больше никто и никогда не видел с тех пор, как он ушел из дома с миссис Берд.
<p>
ПУСТЫРЬ</p>
Когда в Таунсенд-виллидж стало известно, что Таунсенды собираются переехать в город, все пришло в смятение и большое волнение. Предки Таунсендов основали деревню сто лет назад. Первый Таунсенд держал придорожный постоялый двор, где могли остановиться люди с животными, известный как "Знак Леопарда". Вывеска, на которой был изображен ярко-синий леопард, все еще сохранилась, и даже была заметна, прибитая над парадной дверью нынешнего дома Таунсендов. Нынешний Таунсенд, которого звали Дэвид, держал деревенский магазин. Постоялый двор исчез еще во времена его отца, когда через Таунсенд-виллидж проложили железную дорогу. Таким образом, семья, лишенная прогрессом обычного способа заработка, открыла деревенский магазин, в некотором смысле близком постоялому двору, с тем отличием, что останавливавшиеся в нем были приезжими, не нуждавшимися в спальнях, отдыхавших на крышках бочек с сахаром и мукой и ящиков с треской, и подкреплявшихся тем, что случайно оказывалось на складе, а также изюмом, хлебом, сахаром, крекерами и сыром.
То, что Таунсенды решили покинуть дом своих предков, имело своей причиной внезапно свалившееся на них богатое наследство после смерти одного родственника, а также желанием миссис Таунсенд обеспечить лучшие условия своему шестнадцатилетнему сыну Джорджу в плане получения образования, а для дочери Адрианны, бывшей на десять лет старше сына, - перспективы удачного брака. Впрочем, эта последняя причина оставить Таунсенд-виллидж не была заявлена открыто, и являлась всего лишь остроумным предположением соседей.
- Сара Таунсенд считает, что в Таунсенд-виллидж нет никого, за кого бы Адрианна могла выйти замуж, и поэтому она собирается отвезти ее в Бостон, чтобы посмотреть, не сможет ли она там подцепить себе кого-нибудь, - говорили они. А потом задумывались, что предпримет Абель Лайонс. Это был скромный поклонник Адрианны, ухаживавший за ней в течение многих лет, но ее мать не одобряла этих ухаживаний, и Адрианна, всегда бывшая послушной дочерью, с грустью, но очень деликатно, отвергла их. Он был единственным ее воздыхателем, и она испытывала к нему одновременно жалость и благодарность; она была некрасивой, неуклюжей девушкой, и сама это признавала.
Однако мать ее была честолюбивой более отца, всегда довольствовавшегося тем, что имел, и не собиравшегося менять своих привычек. Тем не менее, он уступил жене и согласился, продав свой дело, купить дом в Бостоне и переехать в него.
Дэвид Таунсенд, как ни странно, сильно отличался от своих предков. Он либо сделал шаг назад по отношению к ним, либо шаг вперед. Его нравственный облик был, конечно, лучше, но он не обладал ни пылким духом, ни стремлением к выгоде, отличавшим их. В самом деле, старые Таунсенды, хотя и пользовались известностью и уважением как люди влиятельные и состоятельные, это не спасало их репутацию от некоторых подозрений. Кое-какие мрачные слухи ходили по деревне и передавались по наследству, и в особенности это касалось первого Таунсенда, построившего постоялый двор с вывеской синего леопарда. Его портрет, чудовищное произведение современного искусства, висел на чердаке дома Дэвида Таунсенда. Ходило много историй о том, как в старом придорожном постоялом дворе буйствовали бесшабашные гуляки, пили, играли, ссорились и дрались, и, возможно, кое-что похуже, однако деньги Таунсендов и страх перед ними делали свое дело. Дэвид Таунсенд заработал свою репутацию честной торговлей. Он держался спокойно и уверенно, отличался самоуважением и обладал талантом распоряжаться деньгами. Этот последний был той причиной, по которой Дэвид радовался внезапно доставшемуся ему богатству, поскольку оно давало ему возможности раскрыть этот талант в полной мере. Кстати сказать, он проявился даже в покупке бостонского дома.
Однажды весной старый дом Таунсендов заперли, ярко-синего леопарда осторожно сняли с его места над парадной дверью, погрузили вместе со всем имуществом в поезд и - Таунсенды уехали. Это был печальный и насыщенный событиями день для Таунсенд-виллидж. Некий человек из Барре арендовал магазин, - Дэвид, в конце концов, решил его не продавать, - а самые почтенные жители собрались, чтобы в неторопливой манере обсудить ситуацию. Они, очевидно, испытывали огромную гордость за уехавших. Они обсуждали его перед новым владельцем, подчеркивая самые лучшие его черты. "Дэвид - ужасно умный, - говорили они, - он всю свою жизнь прожил в Таунсенд-виллидж, и никто не мог бы сравниться с ним умом. Ему палец в рот не клади. Знаете, сколько он заплатил за свой дом в Бостоне? Так вот, сэр, этот дом стоил двадцать пять тысяч долларов, но Дэвид купил его за пять. Да, сэр, именно так".
- Должно быть, с этим домом было что-то не так, - заметил новый владелец магазина, хмуро глядя поверх прилавка. Он начинал чувствовать в своем положении что-то унизительное.
- Ничего подобного, сэр. Дэвид все осмотрел сам. Его на мякине не проведешь. Все было в полном порядке - и горячая, и холодная вода, и все остальное, и в одном из лучших районов города - на самой престижной улице. Дэвид сказал, что арендная плата на этой улице никогда не была ниже тысячи. Да, сэр, Дэвид заключил прекрасную сделку - пять тысяч за дом, стоимостью в двадцать пять тысяч.