Как только позволила погода, начались работы по строительству новых домов, с наступлением весны они продолжились. Воздух наполнился щебетом птиц, стуками топоров и молотков. На месте их старого дома, для вдовы Бишоп и Сайленс Хойт был построен новый, маленький. Вдова Сара Спир поселилась с ними, Гуди Крейн часто приходила к ним, посидеть у камина. В доме жили только женщины, но они всегда держали под рукой заряженные мушкеты, и большую часть времени проводили за прялками или ткацкими станками. С домашней утварью было плохо, хотя вдова Бишоп всячески старалась ее приобрести. Несколько раз за лето она совершала опасные поездки в Хэтфилд и Сквокхик, чтобы обменять мотки пряжи или рулоны шерсти на предметы домашнего обихода. В декабре, когда лейтенант Шелдон и юный Фридом Уэлш отправились в Бостон, чтобы поговорить с губернатором Дадли относительно поездки в Канаду, с целью выкупа пленников, вдова Юнис Бишоп, скопив несколько шиллингов, дала их им, попросив купить капор и кое-что из одежды. Она была очень рассержена, когда они вернулись с пустыми руками, позабыв, в спешке, о ее просьбе.
В тот день, когда Джон Шелдон и Фридом Уэлш отправились в свое ужасное трехсотмильное путешествие, чтобы освободить пленников, Юнис Бишоп крутилась и бранилась возле очага.
- Думаю, они никого не выкупят, - заявила она, стараясь перекричать гул огня. - Если не смогли выполнить просьбу бедной одинокой вдовы и привезти ей капор и одежду из Бостона, вряд ли они привезут кого-нибудь домой из Канады. Хотела бы я послушать губернатора Дадли. Мне казалось, нужно послать туда людей с умом, понимающих толк в этом деле.
Юнис все время дергала головой и вертелась, подобно пчеле, раздраженной собственным жужжанием.
Сайленс сидела и вязала, не обращая на нее внимания. Она не слушала разговоры о путешествии лейтенанта Шелдона и Фридома Уэлша в Канаду. Казалось, она даже не пыталась понять, когда вдова Спир пыталась разъяснить ей суть дела.
- Может быть, милая, если на то будет воля Господня, они вернут тебе Дэвида, - повторяла она снова и снова, но девушка молчала и никак не реагировала на ее слова.
Она была единственной в Дирфилде, кого не терзали волнение и неизвестность, единственная, которая не радовалась и не тревожилась; которая не испытала разочарования, когда в мае Джон Шелдон и Фридом Уэлш вернулись с пятью пленниками. Дэвида Уолкотта среди них не было.
- Разве я не предупреждала? - бранилась Юнис Бишоп. - Разве я не знала, что так и будет, когда они забыли купить мне в Бостоне капор и одежду? Они не вернули единственного из пленников, который был способен спасти разум бедной девушки. Мэри Шелдон вернулась домой, и теперь постоянно краснеет при встрече с Фридомом Уэлшем, и все это видят. Думаю, они могли бы сделать что-нибудь для бедняжки Сайленс. - Тут Юнис не выдержала и расплакалась, но Сайленс не пролила ни слезинки. Вскоре она выскользнула на террасу и стала звать:
- Дэвид! Дэвид!
Дэвид должен был появиться на северном лугу; она смотрела своими голубыми глазами в сторону Канады и протягивала к ней свои прекрасные руки, но она не была разочарована или охвачена отчаянием.
Не проходило ни дня, ни вечера, чтобы Сайленс не звала, обернувшись к северному лугу, подобно тому, как весенняя пташка в кустах призывает свою пару; люди слышали ее, вздрагивали и вздыхали. Но однажды, в конце июня, в полдень, когда Сайленс, стоя среди ветвей дикой вишни, звала Дэвида: "Дэвид! Дэвид!", он сам, выйдя из зарослей, предстал перед ней. Он и еще трое молодых людей сбежали из плена и вернулись домой; они, четверо, полуживые, брели по лугу, когда Дэвид, услышав голос Сайленс, зовущей его с террасы, оставил остальных и поспешил к ней.
- Сайленс! - воскликнул он и, задохнувшись, протянул к ней руки.
Но девушка смотрела мимо него.
- Дэвид! Дэвид Уолкотт! - позвала она.
Молодой человек едва держался на ногах и, чтобы не упасть, ухватился за ветку вишни, и пошатнулся вместе с ней.
- Ты... Сайленс... Ты не узнаешь меня?.. - спросил он.
Казалось, она не слышит его, и позвала снова, все время глядя мимо него. Дэвид Уолкотт, измученный усталостью и голодом, обвил руками ствол дерева, и слезы потекли у него по щекам, когда он смотрел на нее; она продолжала звать его, пока не пришли какие-то женщины, не увели его, пытаясь утешить, говоря, что скоро она его узнает, когда он снова станет похож на себя прежнего.
Но лето заканчивалось, а она по-прежнему не узнавала его, хотя он постоянно находился с ней рядом. Старшие даже упрекали его за то, что он так мало уделяет внимания обычной деревенской работе. - Не подобает молодому человеку так вести себя из-за девушки, - говорили они. Но Дэвид Уолкотт мог в любой момент оставить свой серп в кукурузе или топор в дереве, оставить любую работу, кроме обязанностей часового, когда слышал, как Сайленс зовет его на северном лугу. Он вставал рядом с ней и говорил срывающимся, как у женщины, голосом: "Я здесь, милая, я здесь, рядом с тобой. Прошу тебя, взгляни на меня". Но она не позволяла своему взгляду задержаться на нем долее, чем на несколько мгновений, и снова обращался в сторону Канады, и снова раздавался призыв, терзавший его душу и разбивавший сердце: "Дэвид! Дэвид!" Казалось, ее разум, стремившийся к нему, получил такой могучий импульс, что отказался воспринимать случившееся за реальность.
Иногда Дэвид Уолкотт приходил в отчаяние, обнимал ее и целовал нежные холодные губы и щеки, страстно желая, чтобы она узнала его, но она высвобождалась с бесстрастным негодованием, лишавшим его сил.
Однажды осенью, когда прилегающие к Дирфилду луга окрасились в дымчато-пурпурный цвет дикими астрами, посреди которых огоньками вспыхивали золотые язычки, Дэвид Уолкотт в очередной раз тщетно умолял ее замолчать, стоя на северной террасе. Вдруг он отвернулся и бросился прочь, с лицом, искаженным, как у плачущего ребенка. И едва не столкнулся со старой Гуди Крейн; он хотел пройти мимо, но она остановила его.