Адриана нажала кнопку и выключила видик. Все сидели молча, потрясенные.
Первым заговорил Алтаиру:
- Пленку я забираю как вещественное доказательство и сейчас же приобщу ее к делу. Сообщаю, что уголовной ответственности подлежат сеньора Адриана как скрывшая факт убийства и сеньора Режина за дачу ложных показаний. Честь имею кланяться!
Алтаиру забрал пленку и ушел.
Элеонор поцеловала Режину и ушла следом. Она собиралась зайти и все рассказать Марии-Антонии.
Попрощалась и Адриана.
- Завтра оденьтесь поприличнее, сеньора директор, - сказала ей Режина. – Ваша юбка годится только для секретаря.
Довольная Адриана вспыхнула.
«А через два дня будет готов и анализ ДНК на предмет установления отцовства», - подумала она.
Адриана ухитрилась отрезать маленькую прядку волос Фортунату, когда он прилег вздремнуть в спальне, и сама отнесла ее в лабораторию. Да, дни ее торжества не за горами! И напрасно пугает ее Алтаиру уголовной ответственностью!
Один Аделму в этот день не торопился уйти. Он сидел в углу гостиной, мрачный, подавленный. И заново переживал тот страшный день. Трагичнее всего было то, что, приди он хоть чуть-чуть раньше, все могло бы быть иначе! Своими руками задушил бы он Ивана!
Режина подошла, прижалась к нему и прошептала:
- Прости! Я ведь и в самом деле думала, что ты… И правда люблю тебя…
Аделму поднял на нее глаза. Сложное было у него выражение – снисходительность, усмешка, боль…
Глава 8
Валдомиру улетел, исчез из ее жизни, и Лавиния вдруг почувствовала себя на каникулах. Она и не подозревала, как, оказывается, напряженно и мучительно зациклилась на не нем. Если он был рядом, за стеной, чувствовала его близость. Если уходил к Карлоте, чувствовала, что его нет. И все время ждала, что стена, которую он поставил между ними, наконец, рухнет.
Дождалась!…
Лавиния горько засмеялась.
Эту ночь она долго не забудет. С ней говорило его обнаженное сердце. Он любил ее. Да что значит – любил? Он ее любит! Вот только захочет ли он позволить себе ее любить? Всеми силами Валдомиру боролся со своей любовью, ища себе союзников в работе, в Карлоте, в черте и дьяволе. И с присущим ему упрямством мог так бороться до конца своих дней.
Лавиния успела узнать, что за человек Валдомиру, и не сомневалась: если он вобьет себе что-то в голову, то скорее стену этой головой прошибет, чем откажется от задуманного.
Но сейчас она была рада его отъезду. У нее было время привести в порядок свои нервы. Если бы после такой ночи он снова поселился бы у Карлоты, она бы этого не выдержала, но он уехал. Кто знает, может, и ему невмоготу больше притворяться?…
Но Лавиния не надеялась на лучшее. Ей дали передышку, и она ею пользовалась. Вставала рано утром. Принимала душ, делала зарядку для беременных и отправлялась на работу.
Завтракала она у себя в столовой, потому что она ей очень нравилась. Сидя за столиком с кокетливым букетиком, Лавиния гордо оглядывала помещение. Кто бы мог подумать, что она, нищая девчонка, станет когда-нибудь предпринимательницей?
Подсчитывая вечером выручку, прикидывая, сколько пойдет на продукты, а сколько она отложит, на чем можно будет сэкономить, а на что нужно потратиться, она испытывала неизъяснимое блаженство. Впервые в жизни она была самостоятельной. Самостоятельной и независимой.
Матилди радовалась, видя, как переменилась Лавиния.
- Это тебе не на базаре торговать, правда? – смеясь спрашивала она. – Там тебя всякий и обидеть, и ограбить может. А здесь совсем другое дело. Здесь ты под защитой. Можешь фырчать и нос воротит, но без Валдомиру тебе никуда. Так что на твоем месте я бы старалась изо всех сил, чтобы он вернулся.
- Я и так стараюсь изо всех сил, - отвечала Лавиния, - но, видно, силенок маловато.
Без Валдомиру было маловато и работы на фабрике. Рабочие приходили выпить чашечку кофе, стакан сока и потолковать между собой.
- Хозяин-то ведь за мрамором поехал. А ну как не достанет? Провалим заказ, вылетим в трубу. Ему платить неустойку, значит, от фабрики он откажется. Ее закроют, нас на улицу.
Вот какие разговоры ходили между рабочими.
Лавиния в них не вмешивалась, только слушала и старалась всех повкуснее накормить. На своем собственном опыте она знала: когда рабочий человек сыт, тогда и на душе веселее.
А в столовой веселее всего было в обеденные час. Толкотня, звон посуды, шутки, подначки. Лавиния привычно сидела за кассой и казалась сама себе дирижером большого оркестра. Черноволосого высокого парня она приметила сразу. Все остальные лица примелькались, а это – новенький. Наверное, она на него вопросительно посмотрела, раз он счел нужным задержаться со своим подносом и представиться: