И тогда он не спеша вновь пробрался через толпу, вновь открыл дверь магазина и вновь вошел в кабинет.
Мария-Антония яростно рвала оставленные ей фотографии. На скрип двери она обернулась.
- Что случилось? – спросила она, уже что-то предчувствуя.
- Вашего мужа сбила машина, - проговорил детектив. – Насмерть.
Мария-Антония, побледнев, откинулась на спинку стула, и Асфора поторопился дать ей воды. Он ждал истерики, слез, был готов вызвать врача.
Мария-Антония сидела и смотрела в окно. Оно выходило во дворик, увитый вьющимися розами, что радовали глаз своей пышной нарядной красотой. Смягчившееся к вечеру солнце ласкало их, ложась розовыми бликами на белую стену, по которой они вились. И над всей этой красотой синело безоблачное небо.
«Безоблачное», - произнесла про себя Мария-Антония.
А вслух очень спокойно сказала:
- Отвезите меня, пожалуйста, домой, - дружелюбно посмотрела на Асфору.
Он вежливо наклонил голову.
Глава 4
- Боже мой! Да ты стала совсем девчонкой! – Нана восхищенно всплеснула руками, заглядевшись на загорелую, похудевшую Элеонор.
Она пришла первой, так ей не терпелось повидать свою старинную приятельницу и наконец-то посекретничать.
Элеонор довольно улыбнулась. Она и впрямь чувствовала, что сбросила лет пятнадцать, не меньше. Став любимой, сделалась молодой, и была счастлива.
- Ты приносишь мне удачу! – то и дело повторял ей Марселу в Венеции.
И почему бы ей было в это не поверить, если поездка и в самом деле оказалась на редкость удачной? Элеонор поверила.
После чуда, которое случилось с Марселу, она готова была поверить всему.
Стоило ей произнести слово «чудо», как у нее перед глазами вставали благородных очертаний колонны белого мрамора, белый каменный пол и высокие окна, смотрящие на канал. В этом чудном старинном дворце они с Марселу и поселились. Издалека он казался игрушкой. Вблизи было видно, что игрушка порядком обветшала. По белоснежному мрамору разбежались темны трещины, превратив стены в таинственное панно, которое можно было рассматривать долго-долго. Помутнели зеркала. Часы в виде танцующих пастушков и пастушек неправильно показывали время. Истерлись ступени, ведущие к резным дверям, за которыми у порога плескалась зеленоватая вода и дожидалась черная лакированная гондола с красными сиденьями.
Среди этой усталой, подернутой патиной времени роскоши Марселу и отыскал картину Караваджо. Она лежала в объемистом кованом сундуке, который занимал почти всю маленькую комнатушку при спальне, торжественно именуемую гардеробной. Кроме этого сундука, ничего более подходящего для хранения одежды в ней не было.
Когда Элеонор застыла со своими платьями в руках, недоумевая, куда бы их повесить, Марселу со смехом сказал:
- Мы будем хранить их по-старинному!
И откинул тяжелую крышку сундука.
- А тут, оказывается, что-то есть. Бархатное. Может, старинное платье? – В его голосе уже звучал азарт коллекционера.
Он наклонился и достал, но не платье, а сверток старинного бархата винного цвета. В нем и лежала картина.
Переглянувшись, они любовались ею и чувствовали себя детьми, попавшими в сокровищницу Али-Бабы. Вот тогда Марселу и сказал ей:
- Ты приносишь мне удачу!
А когда горбоносый старик итальянец, хозяин замка, равнодушно отдал им это сокровище за бесценок, прибавив: «В Венеции есть только два настоящих художника, и оба на Т – Тициан и Тинторетто», - Марселу второй раз сказал ей про удачу.
Об этой их находке написали даже в газетах. «Известный коллекционер сеньор Барони»… и прочее, и прочее. Как могла Элеонор не загордиться?
- Ну какие у вас тут новости, рассказывай! – с радостным оживлением попросила она подругу. Конечно, в Венеции она жила как в сказке, но так соскучилась по своим близким!
- Новости все у вас, у нас сплошные старости, - рассмеялась Нана. – Все это время я совсем не виделась с твоим дядюшкой Алсести. Он ведь сделал мне предложение, а потом застал у меня в гостях Гату, решил, что это мой выбор, и благородно устранился. И вот тут только я поняла, как он согревал мою жизнь своей добротой, предупредительностью, мягким юмором. Я и не подозревала, сколько он для меня значит. И вот вчера мы с ним помирились, и я так счастлива!
Глаза Наны сияли, и Элеонор еще раз от души обняла ее, вспомнив слова Марселу перед отъездом: жизненно важный выбор совершает твоя подруга!
- Поздравляю и тебя, и дядюшку! Я вижу, что не только я приношу счастье. А как себя чувствует Режина? Марсия?