— Твой ход.
Реналд передвинул пешку, и Фицроджер тут же ее «съел».
— Я бы ни за что не оставил ее во власти этого фанатика, — не унимался Реналд.
— Святоше не удастся отговорить ее от брака, — проворчал Фицроджер, машинально вертя в пальцах серебряную пешку. — Цветок Запада привыкла получать все, что пожелает. Включая и меня.
— Так ты уже успел ее охмурить? — расхохотался Реналд. — Теперь понятно, почему ты пообещал ей самостоятельность. Иначе она до сих пор продолжала бы упираться.
— Нет, дружище. — Фицроджер кинул пешку в шкатулку. — Я не успел ее охмурить. И все говорит за то, что она будет биться до последнего за каждую букву в брачном контракте. Тебе надоела игра?
Реналд хорошо знал этот тон и оставил в покое опасную тему. Он снова сосредоточился на доске и с досадой поморщился, обнаружив, что у его короля практически нет шансов спастись.
Наверху, в спальне Имоджин, отец Вулфган прочно устроился на ее постели, так что она оказалась припертой к стене, и они сидели нос к носу. От него чем-то воняло — но этого и следовало ожидать. Святой отец не только постился и лупцевал себя кнутом, но и умерщвлял плоть грязью и вшами.
— Это хорошо, что ты не способна распознать похоть, дитя мое.
Но ее мучило вовсе не это. Имоджин подмывало рассказать отцу Вулфгану, что она видела похоть в самом низменном ее проявлении. Она надеялась, что это поможет ей избавиться от жутких воспоминаний, подобно тому как покаяние очищает душу от чувства вины. Но у нее не поворачивался язык. Она боялась, что снова испытает пережитый ужас, если заговорит об этом вслух.
— Но… но как же мне избежать ее, святой отец, — прошептала она, — если я не знаю, что это такое?
— Самый простой способ, дщерь моя, — соблюдение непорочности, — сообщил он, положив изувеченную руку ей на плечо.
— Но я должна выйти замуж.
— И женатые люди могут вести чистую жизнь. Святой Эдуард, наш король, правивший этой землей всего пятьдесят лет назад, взял себе в жены женщину и все же удержался от греховной связи.
Имоджин позавидовала этой счастливице, представив себе чистую и безмятежную жизнь, где объятия и поцелуи никогда не переходят в греховную связь.
Но тут ей на память пришли ехидные замечания отца по поводу семейной жизни короля Эдуарда. Благодаря целомудрию их короля Англия осталась без наследника престола, что ввергло ее в междоусобицу и сделало беззащитной перед жестоким Нормандцем.
И вдобавок что-то говорило ей, что Фицроджер вряд ли согласится променять их брачную ночь на «святую» жизнь.
— Я… я думаю, что лорд Фицроджер захочет иметь детей, святой отец!
— Вот и пусть обзаводится ими там, где привык! — взревел Вулфган. — У женщин, уже стоящих на пути к адскому пламени!
Сия идея породила в душе у Имоджин вспышку отнюдь не праведного гнева, и она опустила ресницы, стараясь сохранить невозмутимую мину. Если Фицроджер читает по ее лицу, как по книге, то отец Вулфган и подавно все поймет.
— Я считаю, что мой супружеский долг состоит именно в том, чтобы родить мужу здоровых детей. — И она действительно хотела детей, пусть даже ценой страданий и боли. Стоило ей представить, как она подарит Фицроджеру их первенца, — и на душе становилось теплее.
— Не многим дана сила для безгрешного брака, — сообщил святой отец, сокрушенно вздыхая.
Имоджин отважилась посмотреть на него и спросила:
— Но как же я выполню свой долг, рожая детей и в то же время избегая похоти?
Вулфган скривился так, будто откусил от незрелого яблока.
— Это очень просто. Ты не должна позволять себе испытывать удовольствие на супружеском ложе, дитя мое, в те моменты, что могут показаться тебе приятными. Никогда не забывай, что плоть слаба, что она — извечный враг твоей бессмертной души. Отринь ее нужды. Умерщвляй ее. Как только твоя плоть получит удовольствие, знай, что это смертный грех.
— Удовольствие? — растерянно переспросила Имоджин. Одно дело — животная страсть и похоть. Но что плохого в простом удовольствии? Наверняка он имел в виду поцелуи. Как же все это сложно!
— Сама твоя растерянность говорит о чистоте души, дитя мое. — Отец Вулфган снисходительно потрепал ее по щеке своей скрюченной лапой. — Я уже описывал тебе некоторые вещи, которых ты должна избегать под страхом вечного проклятия. Язык во рту, рука на груди…
Имоджин потупилась, желая изо всех сил, чтобы ее не выдал яркий румянец.
— Я отравил твою невинность описанием этих жутких деталей, — вздохнул Вулфган, — но боюсь, это только начало. Я искренне желал бы оградить тебя от этого, но ты права, помня о своем долге стать чьей-то женой. Исполняя свой долг, нам часто приходится сталкиваться с искушениями самого разного рода. Позволь же поведать тебе о прочих уловках, на которые может пойти злокозненный враг рода человеческого…