Он взял ее за руку и встал:
— Вы извините нас, сир? Милорд Ланкастер, — поклонился он графу.
— Конечно, конечно! — произнес Генрих с демонстративным благодушием. — Ступайте наверх!
Судя по тому, как Ланкастер дернулся, он хотел что-то сказать, но, посмотрев на угрюмую физиономию Фицроджера, промолчал.
Имоджин тоже готова была возмутиться, но вряд ли ее возмущение было бы встречено с сочувствием. Напротив, никто бы не удивился, если бы они с Фицроджером не вылезали из супружеской спальни хоть целую неделю. Тем не менее столь откровенная демонстрация его власти уязвила ее гордость.
— Мы уже женаты! — воскликнула она, как только за ними закрылась дверь. — Ты добился, чего хотел. И зачем устраивать демонстрации? — В гневе она отошла к окну, стараясь держаться от мужа подальше.
— И откуда в тебе такая подозрительность? Мне наплевать, что подумает о нас Ланкастер, но терпение Генриха имеет свои пределы!
— Что это значит? — удивилась Имоджин.
— Ему не терпится снова позвать к себе шлюх!
— Что?! Но я же сказала: им нечего делать в моем замке! Когда был жив отец…
— Твой отец волен был развлекаться по-своему, но не следует ждать, что король потащится за шлюхами в деревню или отправится среди ночи в баню!
— Мой отец не развлекался подобным образом! — Имоджин от гнева буквально выплевывала слова. — Он очень любил мою мать!
— Имоджин, когда же ты повзрослеешь? Твоя мать умерла два года назад, а до этого тяжелый недуг приковал ее на долгие годы к постели. В Глочестере давно подрастают два твоих сводных брата и сводная сестра. Когда ты наконец приступишь к своим обязанностям и займешься счетами, ты сама убедишься, что твой отец не жалел денег на их содержание.
— Брат… — только и смогла выдавить из себя Имоджин, едва соображая, что говорит. — Но как ты об этом узнал?
— С его смертью выплаты прекратились, но лишь на время. Кое-кому пришлось позаботиться об этих детях.
У нее есть братья и сестра? И она только теперь об этом узнала?
Она хотела упрекнуть его в том, что он слишком много на себя берет. Но, с другой стороны, кто, кроме нее, виноват в том, что все дела оказались запущены?
— Завтра же, — отчеканила Имоджин, — я все возьму в свои руки!
— Превосходно. Заодно тебе не помешает посчитать, сколько ты мне задолжала. — И, прежде чем она нашлась с ответом, он продолжил: — Меня весьма удивляет, что лорд Бернард не женился во второй раз, тем более что у него не было наследника.
— Есть люди, милорд Бастард, которые относятся к браку гораздо серьезнее!
— Можешь поверить мне на слово, — процедил он, сурово прищурившись, — что никто не относится к браку серьезнее бастардов! Если ты скончаешься до того, как родишь мне по меньшей мере двоих сыновей, я женюсь снова при первой же возможности.
— Ты ужасный человек! — выпалила Имоджин, плюхнувшись на кровать.
— Конечно, ужасный. Ведь это моя главная ставка в игре. — Он подошел и прислонился плечом к столбику, подпиравшему балдахин кровати. Его массивная фигура излучала угрозу. — Уж не хочешь ли ты сказать, что желаешь, чтобы я до конца своих дней носился с твоей девственностью? Не ожидал от тебя подобной глупости!
— Приобретенный мной опыт, милорд, напрочь отбил у меня охоту становиться чьей-то женой — даже в том случае, если мне повезет, и я избавлюсь от вас навсегда! — заявила она.
— К несчастью, я чрезвычайно живуч!
— Вот уж действительно — к несчастью! — Имоджин вовсе не хотелось быть жестокой, но ее словно кто-то тянул за язык, и она выпалила это на одном дыхании.
— Как раз на этот случай я и подарил тебе кинжал, — учтиво напомнил он. Он взял кинжал с сундука и положил возле ее руки.
Она наградила его убийственным взглядом и постаралась вспомнить, с чего начался их спор.
— Эти шлюхи…
— …в данный момент служат нашему королю.
— Тогда остается лишь удивляться, что вы сами не спустились в зал, чтобы воспользоваться их услугами! — процедила она с ядовитой улыбкой.
— Однако я здесь, хотя нахожу в этом мало приятного. — Он ответил ей не менее язвительной улыбкой. — Весьма прискорбное обстоятельство, особенно после той трогательной сцены с пением и игрой на арфе…
Имоджин почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Она решила, что Фицроджер готов овладеть ею прямо сейчас, когда в Кэррисфорд явился Ланкастер, чтобы совать нос во все дыры в надежде найти повод для расторжения их брака. По правде говоря, ее несдержанность и вспыльчивость объяснялись страхом и растерянностью.