Кроме Резника и Джека Скелтона в комнате находились Том Паркер, главный инспектор Центрального вокзала, и Ленни Лоуренс, главный инспектор и заместитель Скелтона. Тому Паркеру оставалось девять месяцев до пенсии, и он думал о приусадебном участке в Линкольншире, вместе с женой и несколькими дюжинами кур, свиней, возможно, парой коз. Его жена была неравнодушна к козам. Если бы это не всплыло в воскресенье утром, он был бы на своем огороде, делать было нечего, разве что нарвать немного картошки, погрузить вилу в компост, держать спину в форме для всех копаний, которые должен был прийти. Лен Лоуренс должен был уехать примерно в тот же день, чтобы помочь своему зятю управлять пабом на окраине Окленда, даже если билеты забронированы, залог оплачен. Последнее, чего хотел каждый из них, их последняя зима в полиции, было это.
— Пара пришла на станцию, сэр, чуть позже двух. Сообщили, что нашли то, что, по их мнению, было телом в пустом здании, на этом пустыре в Снейнтоне.
— Зачем сообщать об этом здесь? — прервал Лоуренс. «Центральный более очевиден, ближе».
«Кажется, был какой-то вопрос о том, чтобы сообщить об этом вообще. Они, должно быть, наткнулись на него пару часов назад, около двенадцати. Один из них, парень, у него есть комната в Лентоне, на нашем участке. Когда, наконец, они решили войти, они были там».
— Тело, Чарли, — сказал Паркер. "Идентификация?"
Резник покачал головой. "Трудный. Видимо был там довольно давно. Много естественного разложения, хотя это похолодание немного помогло нам. Тело, кажется, лежало практически нетронутым. Тот, кто положил его туда, завернул его в два больших полиэтиленовых пакета…»
– Мешки для мусора? — спросил Лоуренс.
Резник кивнул. «…прикрыли их куском старого брезента, а затем построили вокруг него что-то вроде укрытия, деревянные доски, все, что было вокруг». На мгновение кружка с кофе замерла в его руке. «Без всего этого тело не осталось бы таким неповрежденным, как кажется; вся эта местность кишит крысами.
— Они вообще до этого не дошли?
— Это не то, что я сказал. Резник встал и подошел к кофеварке, налил себе еще полчашки. До сих пор он разговаривал по телефону только с Паркинсоном, патологоанатомом министерства внутренних дел, но того, что он услышал, было достаточно, чтобы его кишки скрутились в узел.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Том Паркер. — Мы сможем провести опознание или нет?
«Мы не сможем посмотреть на фотографию и сказать «да, это она, это ребенок, это единственное, чего мы не собираемся делать». Резник слишком поздно понял, как высоко был поднят его голос.
Том Паркер посмотрел на него с легким удивлением.
— Вы думаете, что пропала маленькая девочка, — сказал Скелтон, поднося пресс-папье к фотографии своей жены и ребенка.
"Да." Резник кивнул и сел.
«Глория».
«Саммерс. Да."
— Сентябрь, не так ли? Лен Лоуренс поерзал на стуле. От слишком долгого сидения в одной позе у него начинались судороги: про себя он боялся полета в Новую Зеландию.
— Да, — сказал Резник. «Уже девять недель. Немного больше.
— Никаких зацепок, — сказал Лоуренс.
"До настоящего времени."
— Ты не можешь быть уверен, Чарли, — сказал Скелтон. "Еще нет."
"Нет, сэр."
Но он был.
Резник осознавал относительную тишину за пределами комнаты, фактическое отсутствие движения на обычно оживленной дороге снаружи; затишье между обычно вездесущими телефонными звонками. Большинство людей ворочались в постели в течение лишних получаса, спускались в халатах и босиком вниз, чтобы поставить чайник, взять газету с коврика у входной двери, впустить или выпустить собаку или кошку. Они сидели в комнате на первом этаже, четверо мужчин средних лет, и говорили об убийстве. В следующий раз, когда это будет официально обсуждаться, будут карты и фотографии, компьютеры, недавно открытые файлы и многие другие кадры. Слишком много людей, подумал Резник, не желая, чтобы тишина нарушалась; зная, что когда это произойдет, ему придется выйти на улицу, что является следующим шагом в расследовании.