Тринадцать
Раймонд лежал на этой узкой кровати в своей комнате двенадцать на четырнадцать, пропитанный спермой и собственным несвежим потом, стараясь не думать о девушке. Улыбающееся лицо, светлые волосы и слегка пухлые руки, которые, казалось, всегда стремились протянуть руку и прикоснуться.
— Рэй-о!
Сидя на стене рядом с пабом, он назвал ей свое имя, прозвище, и она радостно выкрикнула это вслух, трясясь всем телом, пока танцевала взад-вперед.
«Рэй-о! Рэй-о! Рэй-о!
Не задумываясь, он сбил ее с ног и закружил, как карусель на Гусиной ярмарке, по кругу, пока постепенно не опустил ее вниз, смеясь и трясясь, возбуждение с оттенком страха. В следующий раз, когда он увидел ее несколько дней спустя, она потянула свою няню за руку и указала на улицу: «Рай-о!» — и он быстро помахал ей рукой и пошел дальше.
Теперь он откинул одеяло и тонкую простыню, натянул футболку и вчерашние штаны, прежде чем забраться в ванную, еще не рассвело.
Когда через пятьдесят минут он вышел из дома, выйдя через заднюю дверь, осторожно избегая собачьего дерьма на площади, заросшей сорняками и травой, сырость воздуха застала его врасплох. Он не чувствовал черной «Сьерры», припаркованной среди других машин под углом к дороге, не осознавал, что камера сфокусирована за дюймовым опущенным окном, его шаги по тротуару маскируют ее жужжание и щелканье.
— Интересно, вы его узнаете, миссис Саммерс?
Линн Келлогг разложила отпечатки на столе, группа наспех обработанных десять на восемь, центральный, крупный план, достаточно резкий, чтобы разглядеть призрак дыхания субъекта, когда оно покидало его рот.
— О да, — сказала Эдит Саммерс. — Это тот мальчик.
"Мальчик?"
«Та, что Глория, тоже так блистала».
"Ой."
"Да. Рэй-о.
— Это его имя?
— Так она его называла, Глория. Рэймонд, я полагаю, его настоящее имя. Рэй. Он был достаточно хорошим парнем, не таким, как некоторые.
Когда Линн въезжала в Мейблторп, потрясающая своей яркостью вспышка солнца разорвала тучи, нависшие над ней на протяжении всего пути. Эдит Саммерс стояла перед бунгало и подметала короткую дорожку, ведущую от ворот, щеткой с длинной ручкой. Она настояла на том, чтобы открыть новую упаковку дижестивов, заварить чай.
— Что вы имели в виду, миссис Саммерс, — спросила Линн, — когда сказали, что Глория приглянулась Рэймонду?
— О, знаете, она иногда болтала о нем, казалось, она получала удовольствие от встречи с ним, я полагаю, что это было так. Я имею в виду, Рэймонд, он обязательно окликнет ее, если увидит, как она машет рукой и все такое. Валять дурака».
— Где это было, миссис Саммерс?
"Мне жаль?"
«Когда Глория и Рэймонд увидятся, где это будет?»
«Вокруг бульвара, рядом со школой. Иногда запись.
— Площадка для отдыха?
— Да, он был там иногда.
"С друзьями?"
"Нет. По крайней мере, я так не думаю. Сам по себе, скорее. Насколько я помню, он был всегда. Я никогда не помню, чтобы видел его с кем-то еще».
«И он был бы где, раз вы видели его в записи?»
«О, я не знаю. Почему? Почему все это вообще имеет значение?»
— Рядом с качелями?
— Да, я полагаю, он мог быть возле качелей. Но …"
— А ты не замечал, что он дружит с другими маленькими девочками у качелей или…?
"Теперь смотри …"
— Или это была просто Глория?
«Послушай, я не дурак, я вижу, о чем ты думаешь. Что ты говоришь."
"Г-жа. Саммерс, я не говорю…