У Эмили было два классных руководителя, не идеальное положение дел, как объяснила завуч, но руководство вполне привержено декретному отпуску, какими бы ни были его недостатки. Итак, в то утро Нейлор разговаривал со стажером, у которого были проблемы с кожей и голос, который был создан для пения гимнов и рассказывания историй в книжном уголке. Она не могла пролить свет на исчезновение Эмили — дружелюбной девушки, довольно умной, не из тех, кто, по ее мнению, охотно идет к незнакомцам. И нет, она не видела, чтобы кто-нибудь слонялся по школе, а Эмили с кем-либо, кроме ее матери, — под этим она имела в виду Лоррейн. Если Диана и пряталась у ворот, ее не заметили. Нейлор поблагодарил ее и договорился вернуться на следующий день и поговорить с учителем снабжения, который занял место после обеда.
В надежде, что недавнее происшествие могло встряхнуть что-то в их памяти, он проделал небольшое расстояние до школы Глории Саммерс, там, в тени многоэтажек, где прошла ее короткая жизнь. Но это не так.
К трем тридцать Нейлор был измотан и думал, что теперь он знает, почему так много учителей имеют вид марафонцев. Неудачники при этом. Больше всего на свете это должны были быть дети, просто цифры, шум, на который они были способны. Бегать по игровой площадке или кувыркаться на тренажере, сидеть, скрестив ноги, рядом с фортепиано, запрокинув головы и широко открыв рты. Нейлор заметил еще одну вещь: если на каждые двадцать азиатов или чернокожих, то есть на каждые тридцать в школе Глории, попадалось хотя бы одно белое лицо, это было неожиданностью.
Нейлор старался не чувствовать, что это неправильно, вспоминая фильм, действие которого происходило в Штатах, на юге, в горящей Миссисипи. Депутат-расист смотрит на чернокожего ребенка на руках жены, ребенка их горничной. Разве не удивительно, говорит он, как они могут выглядеть такими милыми, когда они маленькие и вырастают в таких животных. Нейлор знал, что это не то, что он думал. Животные. Хотя были и те, с кем он работал. Но даже при этом — покинуть одноэтажное здание с табличками на медных табличках на английском и урду и пройти к воротам, где матери в ярких сари ждали своих детей, — в такую ли школу он хотел бы, чтобы его ребенок попал? Его и Дебби? Единственная белая девочка в классе. Он не понимал, как это может быть правильно.
Не то чтобы, если все пойдет так, как было, он будет много говорить. Сев в машину, он решил позвонить Дебби, как только закончит отчет. Если это означало, что он должен говорить с ее коровой о матери, ну и хорошо.
— Ты имеешь в виду, что она лесбиянка, — со смехом сказала Элисон.
Патель неловко махнул рукой. "Возможно."
— Ну, судя по тому, что она сказала. И если эта Диана ходит туда каждые выходные, очевидно, что-то происходит.
— Возможно… — начал Патель.
"Да?" Элисон ухмыляется ему через верх стакана. Они сидели в баре «Пентхаус» отеля «Ройял»; как выразился Патель, дополнительные десять пенсов за пинту за каждый этаж.
— Возможно, они просто хорошие друзья.
"Как мы?"
"О нет. Я не думаю, что мы еще такие хорошие друзья».
«Может, никогда и не будем».
"Ой?"
— Может быть, я тоже гей.
— Я так не думаю.
"Откуда вы знаете?"
Патель улыбнулся и отхлебнул пива; он думал о том, как она поцеловала его, как только они вошли в лифт, даже не дожидаясь, пока двери захлопнутся за их спинами.
— Что с тобой сегодня вечером?
Рэймонд пошаркал кроссовками по краю бордюра. "Ничего такого."
— Ну, что-то на тебя нашло. За весь вечер ты и двух слов не сказал.
«Это не весь вечер, дурак!»
— Не называй меня глупым.
— Тогда не веди себя так. Если что, всего полвосьмого.
— Да, ну, — нахмурилась Сара, — мне кажется, что это намного дольше, это все, что я знаю. Час с тобой, когда ты в таком настроении, и это как вечность».
— Да?