— Но почему ты нас не выдал?
— Я понятия не имею, что случилось и кого искали эти люди. Но раз волей судьбы или неведомых мне сил девушка оказалась на моём попечении, значит так должно было произойти.
— Это была всего лишь случайность.
— В мире не так много случайностей, как нам кажется. Посуди сам. Вы решили пойти лесной дорогой, где вас не ждали. Вы попались разбойникам, из-за чего задержались и не попали в засаду. Увидев девочку в таверне, я специально повёл табор обходным путём, чтобы не столкнуться с вами по дороге, и всё же мы встретились… Может это и случайности, но лучше я не буду гневить судьбу. Если ей было угодно вручить девушку мне, значит, так тому и быть.
Орелий задумался.
— Звучит странно. И загадочно. Ещё недавно я бы назвал это суеверием. Сейчас даже не знаю.
— Так радуйся, чего ты грустишь? — улыбнулся мусталиец, — ты жив, хотя мог бы валятся в придорожной канаве холодным трупом. Разве это не повод для веселья?
Караван снова остановился.
— Что? Опять?!
Предводитель опустил флягу и его глаза потухли. Орелий высунулся с передка фургона и посмотрел вдоль колонны. На головах окружавших караван всадников тускло поблескивали каски. Но плащи у этих были зелёные.
Орелий ухватил слезавшего с козел мусталийца за руку.
— Им нужна не девочка. Им нужен я. Я не хочу, чтобы из-за меня вас всех перебили… Я устал бегать и прятаться. Два человека уже погибли, а третий при смерти. Скажите им, что ничего про меня не знали…
— Да я и не знаю, — растерянно пробормотал мусталиец.
Орелий вскочил на шедшего рядом с фургоном коня.
— Если останусь жив, верну…
Он развернулся и поскакал вглубь леса.
Кто-то из мусталийцев бросился за ним, но предводитель жестом остановил его. Мимо них, разбрызгивая копытами дорожную грязь, промчалась погоня.
Конь был хорош и Орелий легко оторвался от преследователей. Дело портило то, что он не знал дороги и моментально потерял направление. Какое-то время он держался петлявшего среди холмов ручья, надеясь, что низина скроет его от глаз погони, а вода размоет отпечатки копыт. Затем выбрался на береговой склон. Лес поредел и раздался пожухлой луговиной. За ней местность уходила слегка вниз и выравнивалась. Горы остались позади.
— Здесь должны быть дороги, — пробормотал Орелий, обращаясь не то к коню, не то сам к себе, — а все дороги в этих местах ведут в Серениссу…
Приглядевшись, он различил белевший на краю луговины домик.
— А вот и есть у кого дорогу спросить.
Он направил коня к жилью. Опрятный домик с тщательно выбеленными стенами и невысокой соломенной крышей выглядел достаточно гостеприимно. Даже собака встретила его не лаем, а лишь пристальным взглядом грустных карих глаз.
— Есть кто живой?
Из двери выглянуло румяное лицо.
— Да, ваша светлость. Охотиться изволите?
— Нет, я немного заплутал…
Орелию показалось, что на румяном лице появилось облегчение.
— Не покажешь ли мне дорогу, добрый человек? — поинтересовался Орелий.
— Конечно, конечно, — радостно воскликнул хозяин, по-прежнему оставаясь за дверью, — а куда ваша милость изволит ехать?
— В Серениссу…
— Так далеко?
— Ты позволишь напиться? — спросил Орелий.
— Э-э-э… воды… значит. Да, конечно.
Лицо скрылось в доме.
Орелий спрыгнул на землю, набросил повод на коновязь, и подошёл ближе к двери. Она распахнулась, и на пороге показался радушный хозяин с кувшином воды. За ним из дома потянул густой запах копчёного мяса. У Орелия явственно забурчало в животе.
Он взял кувшин и сделал несколько глотков.
— Готовитесь к зиме? — поинтересовался он, возвращая кувшин.
— Ась? — на румяном лице хозяина нервно дрогнула жилка.
— Мясо, говорю, на зиму коптите, — уточнил Орелий.
— Какое мясо? Где мясо? Нет у нас никакого мяса… — хозяин повертел в руках полупустой кувшин и оглядел безлюдную луговину за спиной Орелия.
— Так дорогу-то покажете? — спросил тот.
— А? Дорогу… Покажу, как не показать.
Хозяин ещё раз взвесил в руках глиняный кувшин.
Орелий повернулся к коновязи, перед его глазами что-то сверкнуло, а потом сразу наступила темнота.
Сознание вернулось не сразу, и он долго не мог понять, где находится и отчего не может пошевелиться. Постепенно он вспомнил разговор с румяным хозяином и сообразил, что лежит связанный где-то на сеновале. За стеной шла суетливая работа, и оттуда доносились обрывки разговора.
— Поторапливайся…
— Да не гони, ты.
— А как егеря нагрянут? Сам знаешь, разговор у них короткий… А у меня жена, дети.
— У всех дети…
— Тогда заткнись и грузи, пока они сиротами не остались.
— Принесло его на нашу голову… Почитай уж всё почти закоптили. Не выбрасывать же?
— А что делать?
— Почти ж готово!
— А, ладно, грузи и эти. Авось кабатчик возьмёт. В суп оно самое то…
— А это куда?
— Шкуры? Сверху брось. И рога не забудь… У меня на них покупатель есть.
— А этого… Так оставим?
— Не годится. Надо с ним что-то сделать…
— Но ты же не…
— А у нас есть другой выход?
— Только не в моём доме! Привидений мне тут ещё не хватало…
— Ладно, не кипятись. Сделаем всё в лучшем виде.
Поняв, что ему не развязаться, Орелий вздохнул и уставился в дощатый потолок. Хорошо, что хотя бы случайные люди не пострадают. Хотя. Если тот человек в чёрном решит, что мусталийцы его всё-таки обманули… Он вздрогнул. Не надо было так метаться. Эгоистичный болван. Он бежал, бросив остальных тому на растерзание. И сам попал в дурацкую ловушку. Поделом… Лишь бы мусталийцу удалось отговориться. Язык у него хорошо подвешен. Может и выпутается. А может и нет. Он заскрипел зубами и ещё раз попытался развязаться.
Безуспешно. Немного подёргавшись, он снова затих. Ему вспомнился их замковый капеллан со своими вечными поучениями. А ведь старик был прав — никогда не забывай о людях, которые могут пострадать от твоих действий, — говорил он.
Образ старого жреца всплыл перед ним.
"Всегда думай об этом, начиная какое-либо дело. И знай, что любые дела и мысли влияют на магическое отражение мира, и ни одно не остаётся без последствий, представить которые мы зачастую даже не в силах".
Заскрипела дверь. Скосив глаза, Орелий узнал в вошедшем румяного хозяина.
— Ну вот, ваше милость, надо идти… Вы уж нас извините, великодушно. Не по злобе, а лишь жён и детей наших ради…
Он ухватил его за куртку и вытащил на улицу. Рядом стояла запряжённая телега, доверху гружёная каким-то скарбом, накрытым сверху оленьими шкурами. Рядом с ней толклись ещё двое.
— Подсобите, дармоеды…
Двое нехотя приблизились и помогли румяному поставить Орелия на ноги. Потом развязали стягивавшие его лодыжки ремни. Но руки оставили связанными.
— В наше время трудно семью прокормить, — оправдываясь, вздохнул румяный, — а тут столько мяса по герцогским лесам бегает…
— Не тяни, — буркнул другой.
— Пойдёмте, ваша милость.
Румяный мягко толкнул Орелия в спину. Тот ничего на сказал и зашагал со двора. Собака поглядела им вслед грустными карими глазами.
Они обошли небольшой огород и зашагали через заросший травой участок к одинокой корявой вербе. Рядом с ней оказалась недавняя яма. На дне валялись кости и дурно пахнувший мусор, оставшийся от разделки туш.
— Вы уж не обессудьте, ваша милость, — румяный ещё раз вздохнул и потянул из-за голенища короткий широкий нож, — но у меня жена, дети…
— Гляди! — второй, долговязый, схватил его за рукав.
Орелий поднял взгляд и увидел скачущих по луговине всадников. Даже издалека он узнал зелёные плащи и тускло блестевшие каски.