Бруно взмахнул руками и вздохнул.
- Так что же значит "по большому счету"? - повторил свой вопрос Гай.
- Весь наружу, всякие там высокие надежды, а потом вдруг раз - и ногой по зубам, да?
- Ну не совсем.
На Гая вдруг нахлынул прилив жалости к себе. Он встал, прихватив стакан. Но ходить было негде, а качка мешала и стоять нормально. Бруно продолжал пристально наблюдать за ним. Старомодный ботинок медленно покачивался на ноге, положенной на ногу, палец то и дело стряхивал пепел на недоеденный бифштекс, все больше покрывавшийся пеплом. Гаю показалось, что Бруно теперь, после того как узнал, что Гай женат, относится к нему менее дружелюбно. И с б'ольшим любопытством.
- А что случилось с вашей женой? Она начала спать со всеми подряд?
Гай почувствовал раздражение от этого вопроса.
- Нет. Впрочем, всё в прошлом.
- Но вы же пока ей муж. А до этого не могли развестись?
Гаю вдруг стало стыдно.
- Я не очень беспокоился насчет развода.
- А теперь что же случилось?
- Она решила, что пора. Я думаю, она ждет ребенка.
- Отличное время для принятия решений, а? Значит, спала с другими три года и наконец прибилась к определенному берегу?
Так оно и было, конечно, и все решил ребенок. Как Бруно узнал об этом? Гаю показалось, что Бруно переносит на Мириам знания о каком-то человеке и ненависть к нему. Гай повернулся к окну. Там он не увидел ничего, кроме собственного отражения. Он чувствовал, как удары сердца сотрясают его тело, и сотрясают больше, чем вибрация вагона. У него, видно, потому так бьется сердце, что он никогда и никому не говорил так много о Мириам. Он и Энн не говорил столько, сколько знает Бруно. Он не знает только того, что когда-то Мириам была другой - ласковой, преданной, одинокой, жутко скучавшей по нему и жаждавшей освободиться от своего семейства. Завтра он увидит Мириам, сможет коснуться ее рукой. Он не допускал и мысли о том, что может коснуться ее мягкого тела, которое когда-то так любил. Внезапно он почувствовал себя очень несчастным.
- А что случилось с вашим браком? - вкрадчиво сказал его голос Бруно, донесшийся сзади. - Мне это действительно интересно. Дружеский интерес. Сколько ей было лет?
- Восемнадцать.
- И она сразу же загуляла?
Гай непроизвольно обернулся, словно желая своей грудью защитить честь Мириам.
- Знаете ли, женщина может отличиться не только этим.
- Но с ней-то это было или нет?
Гай отвел глаза, раздраженный и изумленный одновременно.
- Да.
Как страшно прозвучало это короткое слово, почти прогремело.
- Знаю я этот рыжий южный типаж, - сказал Бруно, лениво тыкая в свой яблочный пирог.
Гай опять почувствовал прилив стыда, абсолютно никчемный в данном случае, поскольку что бы ни сделала или сказала Мириам - ничто не удивило бы Бруно. Его, казалось, ничто не могло бы поставить в тупик, а только разжигало его интерес.
Бруно опустил глаза в тарелку, ему было чуть ли не весело. Глаза его расширились и засверкали, если так можно сказать о красных глазах, спрятавшихся в синеватых впадинах.
- Это брак, - выдохнул он.
Слово "брак" эхом отдалось в ушах Гая. Для него это слово звучало торжественно. Оно стояло в одном ряду с такими основополагающими понятиями, как "святое", "любовь", "грех"... Тут и круглые терракотовые губки Мириам, которые говорили ему: "А чего это я из-за тебя должна зарывать себя в четырех стенах?" Тут и глаза Энн, когда она откидывала назад свои черные волосы и смотрела на него снизу на лужайке своего дома, где она разводила крокусы. Тут и Мириам, которая, поворачиваясь спиной к высокому узкому окну в чикагской комнате, поднимала на него свое веснушчатое лицо в форме щита и приближала его к лицу Гая, что она делала всякий раз, когда собиралась говорить ему очередную ложь, и вытянутое лицо и черные волосы Стива с его наглой улыбкой. Навалилась цепь воспоминаний, и ему захотелось любыми средствами отогнать их. Та комната в Чикаго, где всё это случилось... Он живо вспомнил запахи той комнаты, духов Мириам и краски от горячего радиатора отопления...
- Так что случилось? - словно издалека донесся голос Бруно. - Вы смогли бы сказать мне? Мне это интересно.
Стив случился... Гай взял свой стакан с виски. Он вспомнил тот полдень в Чикаго, картинку, ограниченную дверным проемом - словно черно-белую фотографию. Это был полдень, не похожий ни на какой другой полдень, когда он застал их в квартире. Полдень со своим особенным цветом, привкусом и звуком, своим собственным миром, как на страшной картине-миниатюре. Это осталось, как запоминающаяся дата истории. Или это событие вообще всегда следовало за ним? По крайней мере теперь оно с ним, отчетливое, как никогда. И хуже всего то, что он чувствовал потребность сказать всё Бруно - незнакомцу, который будет слушать его, сочувствовать ему, а потом всё забудет. Мысль рассказать Бруно понравилась ему. Бруно во всех отношениях отнюдь не обычный незнакомец в этом поезде. Он вполне груб и развращен сам, чтобы оценить историю наподобие этой - о его первой любви. Что касается Стива, то он был последней каплей. Он был не первой ее изменой. В тот полдень в нем взорвалась гордость двадцатишестилетнего мужчины. Себе он пересказывал эту историю тысячу раз, историю классическую, драматическую. А его глупость лишь добавляла этой истории юмора.
- Я ожидал от нее слишком много, - начал Гай как ни в чем не бывало, - без какого бы то ни было права на это. Ей нравилось внимание. Она, вероятно, будет заводить романы всю жизнь независимо от того, с кем она будет.
- Ясно, это вечный тип выпускницы школы. - Бруно взмахнул при этом рукой. - Она даже притворяться не может, что принадлежит одному парню.
Гай взглянул на Бруно. Когда-то Мириам все-таки принадлежала одному.
Внезапно он оставил свою идею рассказать всё Бруно, ему и так стало стыдно, что он уже начал это делать. Но Бруно, казалось, и не заметил, начал Гай рассказывать или нет. Тяжело опустив голову, он водил спичкой по соусу в тарелке. Губы обвисли и в профиль придавали ему старческий вид. И весь этот вид говорил, что слушать Гая для Бруно - ниже его достоинства.
- Такие женщины притягивают мужчин, - пробормотал Бруно, - как помои мух.
ВТОРАЯ
Шок, произведенный словами Бруно, отвлек Гая от мыслей о себе.
- У вас у самого был неприятный опыт, - заметил Гай, хотя трудно было представить, чтобы у Бруно были неприятности от женщин.
- У моего отца была такая. Тоже рыжая. Звали Карлотта. - Бруно поднял голову, его лицо исказилось ненавистью к отцу. - Здорово, да? Такие, как мой отец, держат их у себя на работе.
Карлотта. Теперь Гаю показалось, что он понимает, откуда у Бруно такое презрение к Мириам. Возможно, в этом ключ к личности Бруно, разгадка его ненависти к отцу, его замедленного взросления.
- Есть два вида мужчин!.. - загремел было Бруно, но осекся.
Гай увидел себя в узком зеркале не стене. Глаза у него были испуганными, как ему показалось, лицо хмурым, и он заставил себя расслабиться. В спину ему уперлась клюшка для гольфа. Он коснулся кончиками пальцев ее прохладной лакированной поверхности. Металл в темном дереве клюшки напомнил ему компас на яхте Энн.
- ...И, по существу, один вид женщин! - продолжал Бруно. - И вам, и нам. Это с одной стороны. А с другой - просто потаскухи! Вот и делайте ваш выбор!
- А как же женщины вроде вашей матери?
- Такой женщины, как моя мать, я никогда не видел, - решительно заявил Бруно. - Никогда не видел женщины, в которой столько достоинств. Она тоже симпатичная, у нее много друзей-мужчин, но она не таскается с ними.
Наступило молчание. Гай постучал новой сигаретой по часам и увидел, что уже половина одиннадцатого. Еще немного - и пора идти.
- И как вы узнали про свою жену? - Бруно пристально посмотрел на Гая. Гай постарался выиграть время, закуривая сигарету. - Сколько их у нее было?
- Немало. Еще до того, как я все узнал. - И хотя Гай уверял себя, что теперь, признавай он или нет, это уже не имеет никакого значения, его стало смущать неприятное ощущение, будто в нем начинает раскручиваться стремительный водоворот, маленький, но реальный, который он сам раскрутил своими воспоминаниями. Что им движет? Оскорбленная гордость? Ненависть? Или раздражение на самого себя из-за того, что все его былые переживания оказались теперь никчемными? Он решил перевести разговор с себя на другую тему. - Скажите, что вы еще собираетесь сделать до своей смерти?