Пробираясь к Музкомедии, мы не переставали удивляться, чего это люди устроили такую кучу малу так рано - еще целых сорок минут до начала. А все бегут и толкаются, как будто уже началось!
Мы думали, что нам придется ждать Будку и его братию. Мы немного перестарались и пришли на десять минут раньше. Но вдруг я услышал над самым ухом пронзительный свист и голос Будки:
- Они уже тут!
И в тот же миг нас окружила знакомая ватага хлопцев. Но теперь на их лицах не было угрозы, а только любопытство.
- Так, - озабоченно проговорил Будка, роясь в кармане. - Вот вам билеты... Нет, нет, денег не надо, мы угощаем. - И он предостерегающе выставил вперед руку, хотя мы совсем не собирались давать ему денег. Наверно, эти слова были заранее обдуманы и рассчитаны, как жест благородства.
- Спасибо, - с подчеркнутой вежливостью сказал я, - но билеты у нас есть, - и вытащил из кармана билеты.
В компании кто-то хихикнул. Будка съежился, но, видно, решил не сдаваться.
- А ну покажь! Может, какие-нибудь входные... Гм... Сектор "А"! Ну, тогда конечно... Нам еще лучше, мы их сейчас загоним в момент! - И он неожиданно громко крикнул: - Кому билеты?!
Миг - и Будка исчез из наших глаз: десятки жаждущих навалились на него. Это были те несчастные, с расстроенными лицами, которых мы встречали на каждом шагу на пути к стадиону. Все они жалобно спрашивали, как побирушки:
- Нет лишнего билетика?
- Нет лишнего?
- У кого лишний билет?
Те, кто имел билеты, гордо и независимо проходили мимо них, толкая и наступая им на ноги.
...Через полминуты мы наконец снова увидели Будку - он был такой встрепанный, как будто его били.
- Продавать билеты на футбол - все равно что под трамвай кидаться, - криво усмехаясь, сказал он и махнул рукой. - Идем на стадион! А то еще и на свои места не попадем.
- А когда же... о том деле поговорить? - спросил я.
- Потом, потом! После матча. Встретимся на этом месте...
Спорить было бесполезно.
Наверно, легче перейти границу какой-нибудь маленькой страны, чем без билета попасть на стадион в Киеве. Раз пять проверяли у нас билеты, пока мы добрались до нашего сектора "А"...
Когда мы сели, на поле футболисты уже стукали мячи. Но мы знали, что это еще не игра, а только разминка. Мячей было много, на каждого футболиста не меньше чем по одному, и бедные вратари суетились в воротах, как мыши, загнанные в угол, то и дело пропуская "штуки".
Пришел дядя (сразу стало тесно), хитро глянул на нас и хитро подмигнул. Мы для порядка опустили глаза - пусть думает что хочет.
Разминка кончилась, поле опустело. Прошло еще несколько минут, и на поле вышли трое: один в середине с мячом и двое по бокам с флажками - судьи.
Поставил главный судья мяч на середину поля, засвистел.
Из-под центральной трибуны выбежали команды. Выстроились, поприветствовали друг друга. Потом из публики вдруг выбежали на поле какие-то люди с букетами цветов - вручать футболистам. А те побросали букеты фотокорреспондентам, которые сидели на скамейке (и зачем тогда было вручать?). Но вот судья еще раз свистнул - игра началась.
- У-У-У-У-У!
- А-а-а-а-а!
- Канева давай, Канева!..
- А-а-а-а!
- Серебро давай! Давай Серебро!..
- О-о-о-о-о!
- Базилю передай! Передай Базилю-у-у!
- У-у-у-у-у-у!
- Дай Бибе! Бибе дай!
- А-а-а-а-ай!
Огромное корыто стадиона бушует, как кипящий котел... И кажется, что пар вздымается ввысь и собирается там в тучки.
...Возле нас сидел не то профессор университета, не то артист цирка. С одной стороны, он был очень похож на профессора - интеллигентное лицо, очки, бородка, портфель под мышкой. А с другой стороны... ну абсолютный циркач! Все время подскакивал, блеял, свистал, ржал, как жеребец. А когда киевляне забили гол, он подкинул свой портфель чуть не под облака, а потом поймал его одной рукой. Да так и не каждый циркач сможет! И не смолкал профессор-циркач ни на миг. Когда какой-нибудь футболист с мячом прорывался вперед, он подгонял его пронзительным:
- Пошел-пошел-пошел-пошел! - и верещал таким страшным голосом, каким даже "караул" кричать стыдно.
Верещал до тех пор, пока у футболиста не отбирали мяч. Тогда он с досадой махал рукой и кричал:
- Так и знал! Передавать надо! Базилевичу надо было передать!.. - И тут же переносил внимание на другого футболиста: - Ну ты смотри! Ну просто пасется!.. Бегать надо, бегать! Ты же футболист, а не корова!
Как будто бедному запыхавшемуся, задерганному футболисту и секунду передохнуть нельзя! Такой бессердечный болельщик!
Рядом с ним сидела женщина - наверно, его жена, - толстая, в самодельной шляпе из газеты. Она переживала молча, но так тяжко и шумно дышала, что свежего воздуха над стадионом, казалось, становится все меньше и меньше. Профессор-циркач то и дело успокаивал ее:
- Рыбонька, не волнуйся! Не волнуйся, рыбонька! Все будет хорошо. Наши выиграют.
Ява подмигнул мне и тихонько сказал:
- Если б эту "рыбоньку" в воду бросить, вот бы звук был, вот плеску было бы!
Я представил себе это и улыбнулся:
- Да-а...
Но и профессор-циркач и "рыбонька" недолго привлекали наше внимание. На поле было так интересно, что мы забыли про все на свете. Мы уже не были Павлушей и Явой, у которых свои характеры, вкусы, интересы. Мы были какой-то маленькой частицей огромного существа, которое называлось "стадион" и которое трясло как в лихорадке.