Ужин закончился почти в полночь, и когда проводник повёл Росса через лагерь, большая часть солдат уже спала — по крайней мере, они лежали, завернувшись в плащи. Все были полностью одеты — они знали, какой день предстоит, никто не старался устроиться поудобнее. Некоторые, собравшись группами, тихо разговаривали — лёжа, опираясь на локоть или сидя на корточках. МакНил упомянул Азенкур, и Росс теперь вспоминал пьесу из театра Друри-Лейн, в которой король обходил свой лагерь в ночь перед битвой. Кстати, этот шотландский офицер смог бы процитировать пару строк. В той пьесе участвовал корнуолец, вспомнил Росс. Нет-нет, это короля приняли за человека по имени Леруа... И Шекспир считал это корнуольским именем?
Расстояние оказалось больше полумили, и под конец пути Росс начал прихрамывать. В последнее время он больше ездил верхом, чем ходил. Потом они расспрашивали, искали, всматривались в темноту, им указывали куда-то, тыкая пальцами. Проводник Росса, как маленький шотландский хорёк, шнырял от одной группы к другой. Наконец, кто-то поднялся.
— Да, я Полдарк. Кто меня спрашивает?
— Кровный родственник, — сказал Росс. — Кто же ещё?
Послышалось изумлённое ругательство, и худощавый человек, который лежал, прислонившись спиной к дереву и положив на колени ножны, вскочил на ноги. Он закатил глаза к мерцающим в небе звёздам.
— Господи Боже, это же дядя Росс!
— Джеффри Чарльз! Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь! Какая удача! А я был уверен, что во всей британской армии не найдётся другого с таким именем!
— Богом клянусь! — Сияющий от радости Джеффри Чарльз горячо обнял родственника, крепко сжав ему руку. — Не могу поверить! Я как раз думал о доме, и вдруг откуда ни возьмись, как джинн из бутылки, появляется тот, о ком я столько вспоминал, кого больше всех люблю, ну, может, только с одним исключением! Господи помилуй! Не может быть!
Росс рассказал, как попал в армейский лагерь.
— Может, тебе стоит немедленно отправиться к Веллингтону вместо того, чтобы тратить время на такие пустяки, как общение с племянником? Повидайся со Старым Дуэро [2], а когда закончите, я буду счастлив поболтать!
Росс медлил, не желая открывать подлинную причину своего присутствия, но чувствуя неловкость перед племянником, попытался отделаться общими фразами.
— Знаешь, Джеффри Чарльз, — сказал он, меня послали сюда скорее для наблюдения, чем для обмена информацией, а у генерала Веллингтона этой ночью, полагаю, немало поводов для размышлений. То, что мне надлежит ему сообщить, не повлияет на исход утреннего сражения, я с таким же успехом могу сказать это позже.
— Ты остаёшься?
— Разумеется. Такое нельзя пропустить. Тебе в роту не нужен меткий стрелок?
— Мне в роту... mon Dieu! C'est ne pas y croire [3]...
— Вижу, теперь ты в звании капитана. И поскольку я уже довольно давно штатский, то поступаю в твоё распоряжение, если ты, конечно, меня примешь.
Джеффри Чарльз усмехнулся.
— Ты себя недооцениваешь, дядя. Мне известно, что за последние десять лет ты побывал во многих передрягах! Не говоря уж о схватках с болтунами в Вестминстере! Но если желаешь поучаствовать рядом со мной в какой-нибудь небольшой переделке, которая тут может случиться, чтобы убедить французов не подниматься по этому склону... что ж, я буду тебе рад!
— Значит, решено.
— Ты видел внизу лагерь французов?
— Полковник МакНил предоставил мне такую возможность.
— Значит, ты понимаешь — есть шанс, что тебе не удастся доставить Веллингтону послание?
— Совесть позволяет мне пойти на этот риск.
Росс не сомневался, что генерал его примет, у него имелось рекомендательное письмо. Но у Веллингтона были надёжные личные связи с министром иностранных дел, которым в настоящее время являлся его брат, и он вполне мог заподозрить, что этот полувоенный гражданский внезапно нагрянул к нему в штаб по поручению других членов кабинета министров, менее лояльных. Это было недалеко от истины, однако самому Россу так не казалось.
Они так и сидели на мягкой сосновой хвое под деревом. Денщик принёс горячее пойло, выдаваемое за кофе, и они оживлённо беседовали, как старые друзья.
Два Полдарка не виделись четыре года — Джеффри Чарльз приезжал домой после Ла-Коруньи, но Росс тогда находился за границей. Теперь его поразила произошедшая с племянником перемена. Когда они виделись в последний раз, Джеффри Чарльз был юным кадетом, азартным любителем веселья и приключений. Он пил и проигрывал в карты свое небольшое содержание, вечно попадал в истории, всегда в долгах. Сейчас, утратив детскую пухлость, он стал худым, с резкими чертами лица, окреп и загорел. Он казался по-своему красивым — такую грубоватую красоту можно приобрести разве что в армии или охотясь на лис — бывалый вояка, повидавший на войне, пожалуй, больше Росса. Джеффри Чарльз не так сильно, как прежде, походил на отца, возможно их-за тонких тёмных усиков, изменивших линию губ, и уж точно — из-за шрама на подбородке.
— Ну и дела, клянусь своей селезенкой, как сказала бы Пруди! Никогда бы не подумал, дядя, что после нашей последней встречи ты еще будешь так хорошо ко мне относиться! Ты богат? Сомневаюсь. Не в характере Полдарков наживать состояния, хотя удача и бывает к нам благосклонна. Однако ты меня выручил без единого слова. А сумма была немалая! Вытащил меня из долговой ямы! Если бы не ты, не видать мне Испании и Португалии, вышвырнули бы из армии и на годы отправили прозябать в Ньюгейт [4]!
— Сомневаюсь, — ответил Росс. — Возможно, ты бы лишился продвижения по службе, но даже англичане во время войны не могут позволить себе бросать молодых офицеров в тюрьму из-за пары гиней.
— Что ж, в крайнем случае я, разумеется, мог бы, проглотив свою гордость, попросить отчима Джорджа меня выручить. Но твои щедрость и великодушие позволили мне рассчитаться с ростовщиками без подобного унижения.
— Похоже, капитан Полдарк, теперь ты исправился.
— И почему же ты так считаешь, капитан Полдарк?
— Повышение в чине. Серьёзный вид. Четыре года тяжёлой войны.
Джеффри Чарльз вытянул ноги.
— Что касается первого, то это несложно. Здесь, в Испании, не нужно ждать до седых волос, чтобы получить повышение — достаточно освободиться вакансии. Что касается второго — серьезного вида, как ты его называешь, то это в основном из-за того, что я обдумываю письмо тёте Демельзе, если её муж схлопочет пулю под моим командованием. А что касается третьего, то, как ты и сам знаешь, дядя, четыре года в армии никак не способствуют исправлению. Наоборот, склоняют к неподобающему поведению — женщинам, выпивке, картам.
— Да уж. Не буду распространяться об этом твоим родственникам.
— Но я не в долгах, капитан, — Джеффри Чарльз рассмеялся, — как это ни странно. В прошлом месяце, перед этим чертовым отступлением, в полку проводили ослиные гонки, делались немалые ставки. Я погонял своего осла как одержимый, трясся на нем, как не знаю кто, и пришел голова к голове с молодым Паркинсоном из 95-го полка! Так что впервые за последние двадцать с чем-то месяцев я выплатил все долги и у меня еще завалялась в кармане парочка гиней! Просто невероятное везение — если бы я не выиграл, то даже не знал бы, как расплатиться.
— Вижу, кто-то раскроил тебе лицо, — Росс вытянул ноющую ногу.
— Ах да, шрам не такой симпатичный, как твой. Бог мой, да я просто не могу тебя вообразить без этой милой отметины, она так тебе идет. Я потерял кусок челюсти в стычке на реке Коа в июле — жаркая выдалась драчка у моста — но могло быть и хуже. Хирург отдал мне потом кусок челюсти в качестве талисмана на счастье.
Глава вторая
Ночь тянулась медленно, и они урывками дремали, продолжая иногда обмениваться случайными фразами, остротами и воспоминаниями. Ближе к рассвету они стали серьезней и заговорили о себе, о Корнуолле, о Полдарках.
Джеффри Чарльз тяжело воспринял смерть матери. Росс помнил, как однажды в Лондоне молодой человек явился к нему, побледневший и серьезный, и сказал, что эта потеря изменила его планы на будущее. Он больше не собирался поступать в Оксфорд, и его не интересовала жизнь обедневшего сквайра на юго-западной окраине Англии. Он больше не собирался жить под опекой ненавистного отчима, на что и раньше соглашался только ради матери, которую глубоко любил. Но без нее все изменилось. Джеффри Чарльз хотел найти собственное место в жизни и не желал просить одолжений у сэра Джорджа Уорлеггана.
2
Одно из прозвищ Веллингтона, данное португальцами после удачной переправы через эту реку у Порту в 1809 г., обеспечившей победу в сражении.
4
Ньюгейтская тюрьма — главная тюрьма Лондона на протяжении семисот лет, с 1188 по 1902 годы, где часто содержали должников.