— Что ж, ты сможешь вернуться к ней в середине февраля — всего через три недели. Хочешь пойти к герцогине Гордон в следующую пятницу?
— С какой стати?
— Она устраивает званый вечер в Полтни. Там будут все известные люди — и текущее правительство, и будущее.
— Я не вхожу в круг известных людей.
— Мне кажется, твоё присутствие на этом приёме важно для нас. Может, светские рауты и не очень приятны, но в управлении страной они играют важную роль.
— Но я могу оказаться там в опале, — сказал Росс.
— Почему?
— Как знать? Может, не сумею удержаться в рамках приличий в присутствии его королевского высочества? Или нападу на одного из его лакеев? Или надену шейный платок неправильного цвета?
— Последнее — худшее из преступлений, — сказал Каннинг. — Мне известно, что в Тауэре томятся и за меньшие проступки.
Семь часов — не очень удобное время, но, видимо, решили, что Россу лучше появиться после наступления темноты. Один Бог знает, думал он, зачем кому-то понадобилась подобная секретность, он же не привёз приватных сообщений от русского царя. Видимо, во время кризиса следует тщательно проверять всех и оценивать их влияние на принца, даже мясника, приносящего мясо через чёрный ход.
Если подумать, то мясник имел большее влияние, поскольку служил королевскому животу.
Ровно в семь лакей в синей с золотом ливрее провёл Росса в великолепную приёмную, забрал у него плащ, шляпу и подал бокал отличного канарского. Огромный зал пустовал, и Росс равнодушно смотрел на убранство в стиле рококо. Такой напыщенный человек, как принц, несомненно имел пристрастие к вычурности в архитектуре. Как последние французские короли. Но уместна ли такая параллель?
Скрип двери возвестил о появлении коренастого пожилого человека, тот неуверенно приближался к Россу, стуча каблуками по отполированному полу.
— Капитан Полдарк? Доброго вам дня. Я провожу вас через несколько минут. У принца сейчас секретарь с только что полученным сообщением.
Они пожали друг другу руки.
— Когда трон так близок, переписка становится значительно интенсивнее.
— Разумеется.
— Слава Богу, погода стала получше. Холод плохо действует на мою печень.
Они постояли в молчании. Пожилой собеседник слабо кашлянул.
— Ещё каплю канарского? Или, может, вы предпочитаете бренди?
— Благодарю. Мне, пожалуй, достаточно.
Снова молчание.
— Как вы понимаете, у принца сейчас очень много забот. Уверяю вас, он был бы гораздо счастливее, если бы отец поправился.
— Как и все мы, мистер Шеридан.
— Да. Разумеется. Тем не менее, я не рекомендовал бы вам выражать подобные чувства в этом доме или хотя бы не проявлять излишней эмоциональности. — Шеридан опёрся о кресло. — Такт крайне важен, капитан Полдарк. Такт. Я уже создал вам репутацию военного стратега и надеюсь, вы так же успешно проявите себя в обществе!
— Первое совершенно незаслуженно, — улыбнулся Росс, — и я понятия не имею, насколько смогу соответствовать вашим ожиданиям во втором. Однако, если вы заняты — не ждите, прошу вас. Я вполне могу подождать и в одиночестве.
— Нет-нет. Но если позволите, я выпью с вами по бокалу.
Спустя десять минут Росса провели в маленький кабинет к принцу, который сидел за богато инкрустированным столом, внимательно изучая табакерку. Принц был в оливково-зелёном халате, расшитом серебром, под ним — белый шейный платок, сверкающий жилет канареечного цвета и белые шёлковые бриджи. Будучи на пару лет моложе визитёра, принц казался рядом с ним стариком и выглядел как старая курица рядом с орлом. Все черты лица — морщины, мешки под глазами, бугристая кожа — свидетельствовали о нездоровом образе жизни и потакании своим слабостям.
Росс склонился над унизанной кольцами рукой.
Принц фыркнул.
— Мой отец — коллекционер и большой любитель табакерок, — сказал он. — Возможно, это утешало его скорбь. Говорят, эта принадлежала Генриху Наваррскому.
Росс не испытывал желания комментировать это утверждение, и потому ничего не сказал.
— Наверное, вы не коллекционер, капитан Полдарк? Или вы коллекционируете только информацию?
— Ваше высочество?
— Мне известно, что вы недавно прибыли из Португалии, куда были направлены министрами из правительства моего отца для независимого наблюдения за военными действиями.
— Это верно, сэр.
— И вы подготовили отчёт?
— Я полагал, что вы уже ознакомились с ним, ваше высочество.
Принц Уэльский впервые за их встречу поднял взгляд: немного сонный, но оценивающий и проницательный. И не слишком дружелюбный.
— Вы ведь прежде всего военный, Полдарк, человек действия, а не литератор? Я нашёл ваш отчёт интересным, но отнюдь не хорошо написанным. Смею надеяться, что немного способен оценить литературный стиль. Однако мне говорили, что рассказываете вы гораздо свободнее и, пожалуй, вкладываете в слова больше смысла.
— Я и не оратор, сэр. Я только могу попытаться добавить к уже изложенному некоторые наблюдения — и, разумеется, отвечу на любые вопросы, которые вы сочтёте нужным задать.
Принц всё ещё вертел в руках табакерку.
— По крайней мере, вы не обещаете слишком многого. Уже кое-что. Чем старше я становлюсь, тем больше вокруг меня тех, кто слишком много обещает. Эта болезнь придворных — проклятие принцев и королей.
Росс снова сдержался и промолчал.
— Вы знаете, я тоже предпочёл бы быть человеком действия в большей степени, чем могу себе позволить. Понимаете? Эта война так затянулась... Когда она началась, я был совсем молод. Мне хотелось вести армию на поле боя, принимать участие в сражениях, — принц довольно кивнул в подтверждение своих слов. — Милостивый Боже, я совсем не трус. Среди моих предков были полководцы. Но мне, как наследнику престола, не позволили участвовать в войне! Меня укрыли коконом, как дорогую гусеницу шелкопряда, чтобы после кончины отца я смог занять его место — подписывать документы, назначать министров, блюсти государственные интересы Англии! Но как человек, я лишён удовольствия от достижения общего блага — или хотя бы стабильности — для английского народа. Вы, Полдарк, вправе завидовать роскоши и благополучию моей жизни, это так. Я же завидую вашей свободе быть тем, кто вы есть — военным, политиком, человеком дела, можно даже сказать, в лучшем смысле этого слова, авантюристом.
— Ради собственных интересов, сэр, я рискую только в своей шахте, — сдержанно сказал Полдарк. — Что же касается остального — в моей жизни сами по себе происходят события и представляются поводы для риска.
Принц зевнул, вытянул толстые ноги. Его обувь украшали серебряные пряжки, на белых фильдеперсовых чулках виднелись ажурные вставки.
— А теперь вам представился я, так? Когда вы впервые встретились с лордом Веллингтоном?
Вопрос был задан резко, и мгновение Росс колебался.
— С Веллингтоном?.. После Буссако, сэр. Но кратко. Множество дел требовало его внимания.
— Вы встречались с ним прежде?
— Нет, сэр.
— А с Уэллсли?
— Я встречал его на приёмах. Иногда мы обменивались парой слов в Палате. До прошлой недели. Тогда я представлял ему этот отчёт.
— А с Каннингом?
— О, Каннинга я хорошо знаю, сэр. Мы знакомы лет семь или восемь.
— Да, так я и думал. Так и думал. Всё это сильно напоминает интриги Каннинга.
— Всё... это, ваше высочество?
— Да. И не задирайте на меня ваш длинный нос. Вы понимаете, о чём я. Каннинга надо бы так и звать — хитрюгой! Он считает себя слишком значительным человеком вне правительства, и будучи не у дел, постоянно пытается вмешиваться, организовать собственное маленькое правительство. Какие ещё цели мог иметь ваш визит в Португалию, когда кабинет министров получает собственные, совершенно полные отчёты обо всём, что там происходит?
— Я задавал этот вопрос перед отъездом, сэр.
— Да ну? И что же вам ответили?
— Что такой независимый отчёт может иметь значение для того, кто не боится что-то потерять и не ищет выгоды, кто так или иначе со временем приобрёл репутацию непредвзятого человека.