— Кажется, я понимаю, о чем ты, — отозвалась Демельза. — Этой ночью я — твое вареное яйцо.
Кровать затряслась от смеха Росса:
— Нет. Ты моя курочка. — Он утопил пальцы в ее волосах. — Пушистая, гладкая и кругленькая.
— Если я что и высидела, то теперь я старая курица, и мой гребень потускнел от отсутствия заботы.
— Это не навсегда, я обещаю. Клянусь, мы срастемся и будем одной плотью.
— Не слишком удобно.
— Я ужасный человек?
Росс взял ее за руку.
— Зачастую.
— Почему кто-то должен чувствовать себя ужасно или грустно после такого воссоединения?
— Может, потому что оно было слишком хорошим?
— В какой-то степени. Может, человеческий разум не привык к полному счастью. Было бы оно сегодня частичным, а это вполне вероятно, и кто знает...
— Тебе так кажется?
— Чуть раньше казалось.
— Но теперь нет.
— Нет. Такой странный приступ меланхолии.
— Значит, меланхолия.
Росс заворочался.
— Когда я жил у Джорджа Каннинга, то нашел томик стихов некоего Герберта. Я запомнил такие сточки: «Приятный день, неся прохладу и покой, венчает небеса с землей...» — Он посмотрел на мерцающую свечу. — Сегодня между нами не было ничего похожего на прохладу и покой, но были и небеса, и земля...
— Боже ты мой, мне кажется, это самое красивое из того, что ты мне когда-нибудь говорил, — сказала Демельза, не давая воли эмоциям.
— Нет, я же наверняка говорил еще что-нибудь красивое...
— Конечно, говорил. Я складываю все эти слова в специальную шкатулочку памяти, и, когда чувствую себя забытой, извлекаю их и раздумываю над ними, — она замолчала и замерла.
— Что теперь? — спросил Росс.
— Ты сказал всё правильно, хотя и не совсем. То, что произошло сегодня между нами — ненормально. Наши чувства давно уже должны были охладеть, стать спокойнее. А я чувствую себя, как в первый раз, когда ты повел меня в постель в этой комнате. Помнишь, я тогда надела платье твоей матери.
— Ты меня соблазнила.
— А когда всё закончилось, так не казалось. Ты зажег еще одну свечу.
— Хотел получше узнать тебя до утра.
Демельза снова замолчала.
— Может, и правда настала пора для меланхолии... Это случилось двадцать четыре года назад. Теперь у нас взрослые дети, и пора бы уже прекратить заниматься любовью, как юные возлюбленные. Наверное, меня околдовали...
— А я хромаю на одну ногу.
— Как она, кстати?
— Не лучше, но и не хуже. А твои головные боли?
— Я молилась святому Петру, чтобы ты не вернулся на прошлой неделе.
— И он ответил на твои молитвы, так ведь? Впереди еще две с половиной недели, прежде чем нам снова придется поволноваться.
— После сегодняшней ночи ты, наверное, истощен.
— Это точно... Но как по-твоему, неужели я тоже кое-что не вспоминаю, находясь вдали от дома?
— Я на это надеюсь.
— Неужели, по-твоему, я не помню ту ночь, когда я вернулся из Сола после ловли сардин? Тогда всё было по-другому. Той ночью я в тебя влюбился. Прежде это было лишь физическое влечение... Но без чувств это ничто. Не стоит даже и вспоминать. Просто убогая возня. К счастью, с тех пор между нами такого не было.
— Боже! Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди [8].
— Ты что, читала Библию?
— Я вспомнила фарисеев.
— В пользу фарисеев можно многое сказать.
Росс поднес ее руку к своему лицу.
— Ты к чему-то прислушиваешься? — спросила Демельза через некоторое время.
Он закатился смехом.
— Ну всё, ты меня поймала. Да, я слушаю кое-что — стук твоего сердца.
— Так не очень удобно.
Росс медленно наклонился и положил голову ей на левую грудь.
— Оно там.
Он отпустил ее руку и обхватил грудь ладонью.
— Свеча догорает, — сказала Демельза.
— Я знаю. А это имеет значение?
— Ничто не имеет значение, кроме тебя, — ответила она.
Позже, когда уже поднялась луна и осветила небо, как будто зарождалась заря, Росс сказал:
— Мне так много нужно тебе рассказать.
— Так расскажи. Я не собираюсь спать этой ночью.
— До встречи с Джеффри Чарльзом...
— Что?
— Я наткнулся на одного старого знакомого, твоего бывшего воздыхателя. Капитана МакНила.
— Иисусе! Это было так давно. Как он?
— Теперь он уже полковник.
— Джеффри Чарльз... Ты мало рассказывал о нем сегодня.
— Не хотел, чтобы Джереми решил, будто я его нахваливаю или восхищаюсь им... Он лишился части лица. Но это его не портит.
— Джеффри Чарльз тебя заботит больше, чем Джереми?
— Разумеется, нет. Это совсем другое.
— Но у вас с Джеффри Чарльзом явно много общего.
— Мы часто сходимся во взглядах и чувствах.
— А с Джереми?
— Ну, Джереми гораздо моложе.
Демельза ждала, когда Росс еще что-нибудь добавит, но он молчал. Несмотря на его заверения, Демельзе показалось, что он чего-то не договорил.
— А Клоуэнс? — спросил Росс. — Я слышал, она увлечена каким-то молодым человеком.
— Кто тебе сказал?
— Она сама. По дороге домой. Мы провели ночь в Марлборо. Я немного ее подпоил, и она пришла ко мне и села на кровать.
— Вероятно, она рассказала тебе больше, чем мне.
— Сомневаюсь. Клоуэнс честна, честна с нами обоими.
— Думаю, она сильно увлечена, Росс. Иногда невозможно быть честной с другими людьми, потому что не можешь быть честной с собой.
— Она сказала, что поговорила с тобой, и ты посоветовала ей на несколько недель уехать.
— Я ей предложила. Она согласилась. Думаю, она опасалась, как и я бы на ее месте, что всё зайдет слишком далеко и слишком быстро.
— Он тебе не нравится?
Демельза заворочалась.
— Дело не в этом. Не совсем в этом... Может, у меня крестьянская подозрительность к чужакам.
— Странная характеристика для себя самой! Что за самоуничижение?
На сей раз она не поддалась на уловку.
— Он появился... из моря, полумертвым, его выловили Джереми, Пол и Бен. Сначала он сказал, что его собственный корабль затонул во время шторма. Потом признался, что это неправда, а на самом деле он был канониром на приватире, который наткнулся на два французских фрегата и затонул, а капитан погиб. Он...
— Тоже не похоже на правду, — прервал ее Росс.
— Почему?
— Французские фрегаты не топят приватиры. Они их захватывают и приводят в порт в качестве трофея. Французские капитаны не такие идиоты, чтобы лишать себя денег.
— Даже если те дерутся до конца?
— Никто не дерется до конца. По крайней мере, со времен Гренвиля.
Одиноко закричала разбуженная луной чайка, как будто навсегда потеряла надежду.
Демельза положила голову на плечо Россу.
— Ты похудел. Это инфлюэнца? Там она косит всех подряд.
— Всего несколько фунтов. Мелочи. Твоя стряпня скоро вернет мне брюшко.
— У тебя его никогда и не было. Ты такой неугомонный, что никогда не набираешь вес.
— Неугомонный? Мне стоит побеспокоиться, если Клоуэнс влюбилась в мерзавца.
— Не думаю, что он такой. Почти уверена. К тому же, возможно, нам и не о чем волноваться.
— Почему?
— Он пропал, почти так же неожиданно, как и появился. Сказал, что его приватир захватил небольшой трофей и оставил его на Силли, и попросил Джереми, Пола и Бена отвезти его туда на «Девушке из Нампары». Так они и сделали, Пол и Бен пришли обратно на «Девушке из Нампары», а Джереми помогал Стивену Каррингтону привести сюда люггер. Но им пришлось идти в Меваджисси, потому что Стивен хотел продать корабль там, и во время шторма они укрылись в бухте, как я понимаю, в Вериан-бэй. Там они пришвартовались — это верное слово? — на день, а потом Стивен Каррингтон послал Джереми одного пешком, а сам уплыл. С тех пор никто о нем не слышал.
8
«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь». Евангелие от Луки, 18:11.