Ненадолго повисла тишина.
— Надеюсь, мисс Клеменс в добром здравии? — спросил Джереми.
— Да, благодарю вас. На прошлой неделе мы вместе ездили в Ньютон-Эббот, моя кобыла Роузленд выиграла там приз королевы Шарлотты... На обратном пути дороги вокруг Плимута заполонили солдаты — и пешие, и в экипажах, они направлялись на корабли. Подкрепления для Португалии и Индии. Слава Богу, война стала менять направление к лучшему, давно пора.
— Несомненно, — согласился Джереми.
— Представляете, из-за этой бесконечной войны стало так трудно найти людей, что приходится платить тридцать фунтов в год даже самому паршивому лакею. Даже женщины стали просить больше. Я плачу кухарке тринадцать фунтов в год. Как справляется ваш отец?
— По правде говоря, — ответил Джереми, — я не интересовался этими вопросами. Большинство слуг работают у нас очень давно. У нас нет лакеев, в основном женщины, которые помогают моей матушке, и еще двое слуг выполняют разную работу по дому.
— И сколько акров составляет ваше поместье?
— Кажется, около сотни.
— У нас тысяча, и половина обрабатывается. А еще есть около пяти сотен акров на полуострове Роузленд, довольно плодородная земля. Но разумеется, больше всего меня волнуют пятьсот акров вокруг замка. Они закрыты от ветров, и здесь можно выращивать редкие кустарники. Если бы у меня было время, я бы вам их показал.
— Мисс Кьюби показывала некоторые, когда я был здесь в последний раз.
— Вот как? Ах да.
Миссис Беттсворт подняла голову.
— Надеюсь, вы простите нас, что мы не приглашаем вас к обеду, мистер Полдарк. Вы же понимаете, когда в доме осталось так мало членов семьи, нам нужно совсем мало, и для кухарки будет довольно затруднительно изменить меню в такой поздний час.
Джереми поднялся.
— Разумеется. Я понимаю. — Он посмотрел на хозяев. — Хотя, пожалуй, не вполне понимаю. Прошу меня простить. Я вырос в семье, где привыкли выражаться прямо. И в результате не могу оценить любезность, которая маскирует неодобрение. Я бы предпочел прямое объяснение причин этого неодобрения, нежели скрывающие его бессмысленные слова. Миссис Беттсворт... Майор Тревэнион... Всего вам хорошего.
Он поклонился и шагнул к двери. Его рука на дверной ручке дрожала от гнева.
— Подождите, Полдарк. — Джон Тревэнион отпихнул спаниеля, суетящегося у его ног. — Матушка, собакам нужно прогуляться. Я провожу мистера Полдарка к лошади.
— Разумеется, — сказала она и на мгновение застыла с иголкой в руках. — Хорошего вам дня, мистер Полдарк.
Джереми не замечал ничего вокруг, шагая по холлу и крыльцу. За парадной дверью, выходящей на укрытую от моря сторону, тянулся арочный проход. У выхода из него он привязал к коновязи Колли.
Тревэнион не поспевал за ним, но нагнал, когда Джереми уже собирался сесть в седло. Ветер растрепал тонкие каштановые волосы Тревэниона.
— Недостаточно хорошая партия, — сказал он.
— Что?
— Вы попросили назвать причину. Разве это не очевидно? Вы недостаточно хорошая партия для Кьюби. Тревэнионы живут в этом самом месте уже пятьсот лет. С 1313 года, если быть точным. Это кое-что да значит. Вы приятный молодой человек, Полдарк, что-то в вас есть. Вы были бы желанным гостем в этом доме. Но в качестве мужа моей сестры, а ведь именно этого вы добиваетесь, это ясно, вы и близко не годитесь. Понятно? Это достаточно очевидно? У нас более высокие цели. Простите.
— А Кьюби?
— Ах, Кьюби... Она любит флиртовать. Разве вы не заметили? Ей нравятся молодые люди, да и кому бы не нравились в таком-то возрасте? Она считает, что многих держит на привязи. А мы против этого не возражаем, пусть получит свою долю романтики. Но вы стали слишком серьезно к этому относиться. Понимаете? Она еще очень молода. Через пару лет мы подберем ей мужа, мы втроем - она, наша матушка и я — выберем вместе, и подходящую партию.
Получившие свободу спаниели игрались на гравийной дорожке неподалеку от Колли, и лошадь беспокойно перебирала ногами при их приближении.
— И какая же опасность в том, что я отношусь к этому серьезно, если ваша сестра относится несерьезно?
— Моя сестра бывает серьезна два или три раза в год. И что? Прошлой осенью она воспылала детской любовью к каменщику, но скоро это переросла, повстречав другого молодого человека, — он расхохотался. — Всё это было вполне приемлемо, потому что выходило из ряда вон. Но вы — джентльмен, а значит ваше внимание нужно рассматривать под другим углом. Если вы считаете нас нелюбезными, прошу, войдите в наше трудное положение.
— Трудное положение, — ответил Джереми, едва овладев своим голосом, — трудное положение в том, чтобы рассказать соседу, что он недостаточно хорош, поскольку, хотя и джентльмен, но явно слишком мелкий. — Он вскочил в седло. — Это правда. Наше поместье не так велико, как ваше, а родословная не так длинна. Но задумайтесь вот над чем. Вы Беттсворт, ставший Тревэнионом. Мне же не пришлось менять фамилию.
Худой и напыщенный майор вспыхнул. В двадцать четыре года он стал шерифом Корнуолла, и никто давно уже не осмеливался говорить ему подобное.
— Советую вам убраться отсюда, мистер Полдарк, — сказал он.
Было пять часов пополудни, и Джереми не убрался. Он остановил лошадь на возвышенности, на проселочной дороге в полумиле от замка. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти этот наблюдательный пост. Отсюда он не видел арочный проход перед дверью дома, но прекрасно мог разглядеть все дорожки и тропки, из него ведущие. Он провел здесь уже два с половиной часа. Колли прекрасно перекусил в изгороди на обочине, но Джереми совсем ничего не ел. Но он не чувствовал голода. Он смог бы остаться здесь хоть еще на двадцать часов, если нужно.
Дважды мимо него проходили угрюмые селяне. Солнце скрылось за бегущими облаками. На другом склоне начали косить траву, вчетвером на широком поле: две женщины в чепцах и два мальчика. Вскоре после ухода Джереми майор Тревэнион обогнул дом и отправился к его незаконченной части. Там никто не работал, и дело явно не продвинулось после Пасхи. Тревэнион вскоре вернулся и скрылся внутри. Около трех часов няня повела двух маленьких мальчиков на прогулку по берегу. Там они пробыли около часа. Не считая этого, за весь день никто не выходил и не входил в замок.
В голосе миссис Беттсфорт, подумал Джереми, есть валлийские нотки. Не солгали ли они насчет Кьюби, может быть, она не уехала, может, ее заперли в комнате наверху, накручивал себя он. Но они никак не сумели бы заранее заметить его появление. А Кьюби, пусть и самая юная в семье, не из тех, кто будет молча страдать. Она заколотила бы в дверь. Но Джереми был знаком с дисциплиной, царящей в подобных семьях. Кьюби не знала отца, он был драгуном и погиб еще до ее рождения, его роль принял на себя старший брат. Была ли миссис Беттсворт столь уступчивой, как выглядела, или на самом деле именно она всем распоряжалась?
Колли стал беспокоиться, ему надоело столько времени нести на себе хозяина. Но если он спешится, то почти ничего не увидит.
На склоне холма возникло облачко пыли. Там шла дорога, по которой он приехал. За высокой, покрытой многочисленными майскими цветами живой изгородью он увидел въезжающих в ворота лошадей. Он развернул Колли и переместился на пару шагов. Мужчина и две женщины. Сердце Джереми заколотилось. Он узнал одну из женщин и был почти уверен насчет второй. Мужчина был одет во что-то вроде мундира.
Джереми спешился, отпер ворота и провел лошадь на поле, с другой стороны поля последовали вторые ворота и дорога. Но он не стал садиться в седло.
Он услышал голоса и девичий смех. Джереми их не видел, а они не увидят его, пока не покажутся из-за поворота в двадцати ярдах вверх по склону.
Даже сейчас, когда стояла сушь, у обочины журчал ручеек. Склон пестрел цветами государственного флага — красная смолевка, белый сердечник и яркие полупрозрачные колокольчики. Повсюду торчали гигантские папоротники.