Выбрать главу

– Мы можем быть друзьями.

– Мы можем быть друзьями? – его слова удивили меня и, должна признаться, немного разочаровали.

– Естественно, – ухмыльнулся Сэм. – Пока не изменятся наши ненасытные желания.

– Тебе пора идти? – я засмеялась.

– Да, – он потянулся, – пора.

Я проводила его до дверей квартиры, затем по лестнице вниз к заднему ходу похоронного бюро. Он помедлил на крытом внутреннем дворе, а я в это время делала вид, будто моё сердце не стучит в горле.

– Это как-то тяжело, – в конце концов, заявил Сэм.

Я думала, он имел в виду вопрос с поцелуем: должен он меня поцеловать или нет. Я была почти за, хотя знала, что должна быть против.

– Что тяжело? – для верности осведомилась я.

– Дверь. У тебя нет собственного входа?

– Ох, есть, но я им не пользуюсь. Когда я делала в квартире ремонт, то заблокировала дверь полками в кухне. Таким образом, я чувствую себя в безопасности.

– Ясно. Думаю, ты права. Ну, спокойной ночи, Грейс. Спасибо, что позволила мне пригласить тебя на ужин, – Сэм кивнул с серьёзным лицом.

– Не за что, – ответила я, имея в виду то же самое. – Нам надо это повторить.

– Непременно. Друзья ведь часто вместе ужинают, не так ли?

Я медленно кивнула и, прежде чем смогла себя одёрнуть, вытянула вперёд руку и провела пальцем по застёжке его рубашки.

– Сэм?

– Да? – когда мой палец задержался где-то на середине его груди, он чуть дёрнулся назад, и я убрала руку.

– Что касается дела с ненасытным желанием...

– Просто подумай над этим, – он улыбнулся и перепрыгнул через две ступеньки, которые вели к входной двери.

– Я подумаю над этим, – вздохнув, я посмотрела ему вслед.

– Подольше думай над этим! – крикнул он мне через плечо, а я вернулась обратно в дом и закрыла за собой дверь.

Ну, хорошо, буду думать. Снова и снова.

Всю следующую неделю я не думала ни о чём другом, как о его словах. И о том, что он пообещал мне позвонить. После того, как Сэм заявился ко мне с ужином, я только и думала, что о его звонке. Проклятье. Я хотела, чтобы он позвонил, и это желание нервировало меня больше, чем тот факт, что он не звонил.

Я могла бы его разыскать, но запретила себе делать это. Мне не нужны ни длинные ноги Сэма, ни его растрёпанные волосы или его большие, действительно большие руки. Мне не нужна и его улыбка. Мне не нужен Сэм. И точка!

Воскресный ужин у моих родителей оказался не хуже, но и не лучше, чем я ожидала. Племянники бесились с собакой моих родителей – Ребом – чистокровным охотничьим спаниелем, который жил у них уже более двух лет. Сестра помогала маме на кухне, а отец с Джерри сидели в гостиной у телевизора. Моя помощь на кухне не требовалась, там крутились волчком две фанатки домашнего хозяйства и перемывали грязную посуду. Мне делать было нечего, и я поднялась по лестнице в комнату, которую раньше делила с Ханной. Я планировала поискать в ней старый фотоальбом. Моя лучшая подруга Мо в следующем году собиралась замуж, и я хотела ей подарить что-то необычное, а не набор бокалов для вина или соусник.

Я оглядела комнату. Её стены раньше были увешаны плакатами с рок-звёздами и единорогами, теперь же они гладкие, с зелёными обоями, на которых выдавлены цветы. Такие же, как и раньше, две односпальные кровати, только сейчас они покрыты одинаковыми покрывалами, и между ними стояла повреждённая тумбочка.

В нише за скатом крыши всё ещё лежал хлам, оставшийся после меня. Я открыла маленькую дверцу, сделанную в стене. Крейг и Ханна всегда пытались меня напугать, что за этой дверцей живёт Большой Джим, который выйдет и утащит меня, если я не буду делать то, что они сказали. Я с ними поквиталась, спрятавшись однажды ночью в чулане, где так жутко дышала и царапалась, что они в ужасе позвонили в полицию. Я почти уверена, что Ханна до сих пор не простила мне этого номера.

Чуланчик зимой промерзал, а летом страшно прогревался, и там не рекомендовалось хранить ценные вещи, особенно в картонных коробках. Из чулана на середину комнаты я вытащила три коробки, на которых было моё имя. Я припоминала, что запаковала их перед отъездом в колледж, а потом спрятала в нише. Кроме того, я когда-то считала, что для меня важно сохранить эти детские и школьные воспоминания: какие-то тесты, записочки, которыми мы обменивались на уроках, дневник, куда я записала имя своего первого возлюбленного.

Сейчас эти вещи уже не казались такими важными, а были просто кучей старого тряпья, готового выпасть из потрескавшихся обувных коробок. Я расставила перед собой фигурки: Смурфики. Больше всех мне нравился маленький смурфик, который с улыбкой тянул ко рту кубок с пивом. Его я засунула в карман джинс, а оставшихся смурфиков поделила пополам, чтобы подарить Меланье и Симону.

В другой коробке отыскались альбомы. Долгие годы я украшала узорами простые виниловые обложки, потом заменяла их на новые. Страницы альбома были снабжены наклеенными уголками и покрыты тонкой плёнкой. Многие фотографии выцвели. Я бегло пролистала страницы, удивляясь одежде и причёскам, которые тогда считались писком моды, и отложила альбом в сторону.

Наверху в одной из коробок лежал новый альбом, в который фотографии уже вставлялись в «разрезики». Я вытащила его и коснулась кончиками пальцев фотографий: я и Бен. Мы выглядели такими юными... и счастливыми. Мы и были счастливыми. Этот альбом я тоже отложила в сторону. Сейчас не время, теряться в воспоминаниях, но вещи я бы забрала. Кто знает, вдруг меня однажды охватит безумная тоска, и я захочу почитать в три часа ночи старые письма бывших подружек?

Когда я снесла вниз три коробки и поставила их у задней двери, то позвала племянницу и племянника. Они перестали мучить собаку и примчались на мой зов. Я спрятала за спиной руки, с зажатыми в них фигурками смурфиков.

– В правой или в левой? – предложила я им на выбор.

Естественно, они выбрали не то, что надо. Прежде, чем разгорелся скандал, я подняла руку, в которой под другими фигурками лежала Смурфетта, и протянула её Меланье, а другую – Симону. Он наморщил лоб.

– Что это? – подозрительно осведомился племянник.

– Это инопланетяне, – презирая его невежество, пояснила сестра.

– Смурфики, – поправила я Меланью.

– Какие кривые! – Симон рассмеялся и высоко поднял одну фигурку.

Сейчас Симон всё называл «кривым», и я не восприняла его слова, как оскорбление. В следующее мгновение меня обхватили две пары детских рук, и два маленьких личика благодарно засияли.

– Мама! Посмотри, что тётя Грейс нам подарила! – Меланья подняла вверх свои новые сокровища.

Ханна глянула.

– О, Боже. Откуда ты их выкопала?

– Они были наверху в нашей старой комнате, в нише под окном.

– Я надеюсь, ты их вымыла, – у моей сестры вытянулось лицо.

Конечно же я этого не делала, но дети оказались настоящими друзьями, поэтому меня не выдали. Тем не менее возникла перепалка, будто смурфиками нельзя играть, пока их не продезинфицируют. Симон не хотел отдавать своего, тогда Ханна предложила устроить в раковине бассейн. Мальчик казался безмерно счастливым и провёл следующие двадцать минут за тем, что погружал маленькие фигурки в мыльную воду, а затем вытаскивал их наружу, тогда как его сестра быстро потеряла интерес к этой игре.

– Ты уверена, что хочешь их подарить детям? – осведомилась Ханна.

– Конечно. Почему нет? – я подняла коробку. – Ты не откроешь мне дверь?

Ханна открыла и последовала за мной на крытую парковку, где я поставила коробку в багажник своей машины.

– Может, ты хочешь оставить их себе. Вдруг они окажутся ценными или что-то в этом роде.

– Сомневаюсь, что они дорого стоят, даже на «eBay». Кроме того, они понравились детям, – я закрыла багажник.

– Но, может, ты захочешь их сохранить для своих собственных детей.

Я обернулась и посмотрела на сестру, которая всё ещё выглядела утомлённой. Она практически молчала, во время длинных разговоров за едой мама это упустила, но я тем не менее заметила.

– Я так не думаю.

– Ты уверена? Так как...

– Уверена.

Мы уставились друг на друга. Ханна беспокойно завертелась, и я заметила упрямое выражение в её глазах, но понять, почему она на меня так смотрела, не смогла.

– Ну, если у тебя когда-нибудь появятся дети, мы тебе их вернём.

– Чёрт подери, Ханна. Ты не могла бы прекратить эти разговоры? Пройдёт слишком много времени, пока у меня появится ребёнок, да и то вряд ли, – мои слова гулко звучали под крышей.