– Так.., вот, значит, в чем дело! – протянула Аделия. – То-то я вижу, ты вроде как сама не своя. А может быть, у него любовница? Может, он сбежал с вашей казной?
– О.., о.., нет, – только это и смогла вымолвить Аполония.
Светало. За окном послышалось пение птиц. Пора было приводить себя в порядок и встречать новый день, опять улыбаться, изображать деловитую озабоченность.
– Теперь я понимаю, почему ты так болезненно отнеслась к моим желаниям забрать Лизу. Поля, девочка моя родная! Ты же знаешь, что я болею за тебя и Леку всей душой. Хорошо, теперь я не буду ее забирать, повременю. Пока история с Андреем не разрешиться.
– Благодарю тебя! – Сестры пылко обнялись. – Я всегда знала, что ты мой верный друг. Наш друг, – добавила она, помедлив;
«Боже, неужели и меня не минует сия чаша?» – с замиранием сердца подумала Аполония. Призрак вдовства замаячил перед ее взором. Нет-нет, она не собирается хоронить мужа. Нет, с ним ничего страшного не случилось. Загулял, запил, сбился с дороги, что угодно. Нет-нет, он жив… жив.
– Уроки в классах еще не начались? – спросила Аделия.
Аполония бросила взгляд на большие напольные часы. Еще не было и половины восьмого, занятия начинались в девять часов. Пансионерки поднимались по распорядку в семь часов утра. Конечно, это рановато для маленьких неокрепших душ. Но это ничто по сравнению со спартанскими условиями Института, в котором обучались сестры Манкевич. Там воспитанницы поднимались в шесть утра, и эти ранние побудки запомнились сестрам как один из главных кошмаров их институтской юности.
Поэтому, став директрисой частного пансиона, Аполония подарила своим ученицам лишний час сладкого утреннего сна.
– Пошли за Лизонькой. Пусть знает, что я приехала.
В это время за дверью директорской квартиры раздался шум и послышались испуганные голоса. Через несколько мгновений перед директрисой предстала дортуарная горничная младшего класса и классная дама. Обе женщины были бледны и перепуганы насмерть. Но когда они увидели Аделию, то обе просто обомлели.
– Мадемуазель Синицкая? В чем дело? – строго спросила Аполония, но по ее спине уже пробежал предательский холодок жуткого предчувствия.
– Мадам… Мадам.., не знаю как и сказать, что думать, мадам… – пролепетала классная дама, переводя полный ужаса взгляд с директрисы на ее сестру. – Ваша племянница, мадам, Лиза Липсиц.., она… она пропала!
Аполония и Аделия посмотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. В глазах Аделии все стало двоиться, расплываться, и она с шумом упала на пол.
Глава вторая
Аделия сидела в кресле, около нее хлопотала горничная, которой было поручено помочь мадам Липсиц. Аделия улыбнулась, и на душе стало спокойней, как и всегда, когда она видела или слышала мужа. Но тотчас же острая мысль пронзила ее. Этого не может быть. Не может Антон Иванович с ней разговаривать! Аделия тряхнула головой и поняла, что это только плод ее воображения, спасительный обман, иллюзия, за которую она хотела ухватиться.
– Где Аполония Станиславовна? – испуганно спросила Аделия.
– Бросились искать вашу дочь, сударыня! – Горничная заботливо обтерла пот, выступивший на лбу Аделии, и смочила ей виски одеколоном. – Да вы не пугайтесь, найдется! Куда она могла деваться-то, отсюда? Спряталась, верно, где-нибудь под кровать в бельевой, слышит – ищут, а выйти теперь боится! Дети все шалят!
– Нет, моя не такая, она тихая девочка, послушная!
– И тихие шалят, вы уж мне поверьте! – тоном опытного педагога уверила ее горничная.
– Ох, как-то у меня тяжело на сердце, нехорошо, – прошептала Аделия. – Что же так долго не идут, надо и мне пойти искать!
Она хотела подняться, голова закружилась, и женщина была вынуждена опять сесть в кресло.
– Я капель вам принесу, мятных.
Я сейчас, мигом! – И горничная убежала.
Аделия осталась одна, с тревогой ожидая новостей о своем ребенке.
Лиза была единственным ребенком и в семье Липсиц, и у сестер Манкевич. У четы Хорошевских детей не было, а Леокадия упорно отрицала узы брака и бремя материнства, увлекаясь новомодными идеями эмансипации. Аделия не хотела отдавать девочку в пансион – слишком мала и слаба здоровьем. Она как чувствовала, что ничего путного из этого не выйдет. А ведь именно Антон тогда решил, что для поддержания престижа заведения его дочь, дочь банкира Липсица, будет учиться в пансионе Хорошевских. От его поддержки вообще многое зависело и в жизни пансиона, и во всей жизни сестер Манкевич.
Антон Иванович Липсиц стал опекуном барышень Манкевич, когда вдруг неожиданное сиротство свалилось на их несчастные головки. Их отец, статский советник, человек состоятельный, служил в Министерстве финансов. Его неожиданная скоропостижная кончина поставила семейство в очень затруднительное положение. Старшие девочки Аделия и Аполония учились в Институте. За их образование каждый год исправно вносились солидные суммы.