Выбрать главу

Антон Иванович полностью разделял взгляды супруги. И как человек решительный и деловой, пытался наставить родственницу на путь истинный весьма приземленным способом. Он хранил ее деньги и контролировал ее расходы. Только благодаря жесткой руке Липсица Лека еще сохранила кое-какие капиталы.

Лека же любила сестру, как и раньше.

Ссоры с Антоном Ивановичем из-за денег, обиды Аделии, все это мучило ее. Ни за что на свете она бы не хотела потерять этот теплый уголок, где, несмотря ни на что, ее продолжали любить со всеми ее странностями и капризами. Однажды она заявила сестре: не надо навещать ее ни дома, ни в «Трущобах». Это только вносит нервозность и напряжение между сестрами.

Пусть Аделия не видит и не знает, как живет Лека. Зачем? Она все равно уже ничего не в силах переменить. А Лека обязуется не забывать сестру и регулярно являться перед ее очами. Аделии ничего не оставалось, как согласиться.

Наступило спокойствие и согласие. Раз или два в неделю Леокадия, нарядная, надушенная, с аккуратной прической являлась к Липсицам. Чинно пила чай в гостиной, вела благопристойные разговоры с гостями сестры, возилась с племянницей.

Словом, вела себя как подобает. Между тем наблюдательная Аделия стала примечать некоторые перемены в сестре. Неуловимый чувственный трепет, особый, ушедший в себя взгляд. Нечто, непередаваемое словами, говорило о том, что сердце Леокадии теперь несвободно. Но Лека, к большому огорчению Аделии, не спешила посвятить сестру в свои душевные тайны.

Более того, когда Аделия осторожно попыталась выведать хоть что-нибудь, то в ответ получила весьма холодную отповедь.

Что ж, если девочка желает иметь секрет, пусть будет так, лишь бы она была счастлива. А она, вероятно, счастлива, потому что просто расцвела на глазах.

Как-то раз с визитом дом Липсица навестила Бархатова. Поговорив о том о сем, она, сделав выразительную паузу, произнесла:

– Вероятно, не мое дело давать вам советы и вмешиваться в ваши семейные дела, но мой христианский долг заставляет меня предупредить вас.

– О чем? – изумилась госпожа Липсиц.

– Ваша юная сестра водит знакомство с неким молодым человеком по фамилии Резаков. Некоторое время назад я имела честь знавать этого господина и довольно близко Поймите меня правильно Мной руководит не чувство ревности или мести.

Я просто вижу, что вашей сестре угрожает то, чего я счастливо избежала.

– Боже милостивый? Чего же? – ужаснулась Аделия.

– Она может потерять все свое наследство, все деньги. Господин Резаков виртуозно их изымает. Еще раз прошу понять меня правильно. Мной двигает только доброе чувство к вашему семейству и то уважение, которое я питаю к вам и вашему супругу.

Бархатова с достоинством поклонилась и удалилась, оставив хозяйку дома в расстроенных чувствах.

Так как дело касалось денег, то Аделия рассказала мужу о визите Бархатовой.

– Да, – Антон Иванович сдвинул брови. – То-то я гляжу, что денежки Леокадии тают, как снег под солнцем.

Не прошло и пары дней, как явилась Лека. На сей раз она не стала задерживаться с сестрой, а прямо прошла в кабинет зятя. Скоро оттуда послышались голоса, говорили на повышенных тонах, потом послышались крик, стук стула об пол. Аделия сидела в гостиной и со страхом прислушивалась к тому, что происходило в кабинете мужа. Хлопнула дверь, и разъяренная Лека появилась перед сестрой.

– Это невыносимо! Твой муж просто тиран! Он отказывается выдать мне все мои деньги! Но он не имеет на это абсолютно никакого права!

– Послушай, дорогая, – примирительно произнесла Аделия, – если Антон Иванович так поступает, значит, так лучше для тебя. Ты же знаешь, он не тронул ни копейки твоих денег без твоего же ведома.

Все, что лежит в его банке, приносит тебе приличный доход. Он заботится о том, чтобы ты не осталась нищей. Чтобы тебя не обобрали всякие проходимцы.

– О каких проходимцах ты изволишь говорить? – зашипела Лека.

– Не хочу тебя обижать, но я кое-что знаю нелицеприятное о молодом человеке по фамилии Резаков, – осторожно произнесла Аделия.

Лучше бы она этого не говорила! Лицо Леокадии вытянулось и приняло странное выражение. Аделия с изумлением увидела совершенно другую Леку. Отчужденную, настороженную, незнакомую, злую.

– Не смей прикасаться к тому, что для меня священно. Слышишь? Во имя нашей любви и дружбы. Никогда. Иначе всему конец.