Алан глубоко вздохнул и снова посмотрел куда-то вдаль. Я проследила за его взглядом, но кроме уходящей вдаль дороги и частого леса, идущего по её кромке, ничего не заметила.
– Многое, – был его ответ.
Проведя рукой по волосам, я откинула отросшую чёлку, начавшую настойчиво лезть мне в глаза.
– Вы, например? – в лоб спросила я. Меня немного раздражала эта его привычка отвечать немногословно.
Он тихо рассмеялся и проговорил по памяти:
– Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.
Алан глубоко вздохнул.
– Никогда не задумывались о смысле этих слов? Да, я изменился. А вы? Разве вы не изменились, Уитни?
Мне нравилось, как он произносил моё имя. С ласковой властью.
– В какой-то степени, – после небольшой паузы ответила я, немного ошарашенная его внезапным цитированием. – Но не думаю, что слишком сильно. Сколько себя помню, всегда была такой.
– Разве вас не изменил колледж? Встреча с Фрэнком? Ваша свадьба? Жизнь вдали от больших городов? Работа? Убийство мужа?
На последних словах я вздрогнула. Про себя я не называла это убийством, предпочитая более мягкий термин – кончина или даже смерть, но это слово, озвученное им, повисло в воздухе.
– Да, конечно, изменили, – отрывисто бросила я. – Не слишком ли много вопросов, вам не кажется? И, по-моему, кто-то вчера обещал ответить на мои.
Я выгнула бровь, и хоть он не смотрел на меня, пассаж не остался не замеченным.
– Задавайте, – чуть погодя кинул он.
– Почему вы поссорились?
– Вот так в лоб с самого главного, – он, наконец, перевёл на меня взгляд. Я вгляделась в серьёзную глубину его глаз, но там не было никаких эмоций.
– Да, я тоже любопытная.
Теперь он вскинул брови и покачал головой.
– Любопытство – не всегда хорошо.
– Вы мне угрожаете? – хмыкнула я.
– Я – нет.
«А кто?», – хотелось мне спросить, но я промолчала, не желая выставлять себя последней идиоткой.
Повисла недолгая пауза, после которой он соизволил ответить на мой вопрос. Но складывалось такое ощущение, что каждое, произнесённое им слово, было по своей ценности на вес золота. Отвечал он избирательно, и я не могла не отметить этого.
– У нас возникли недопонимания... на определённой почве.
Так и подмывало спросить: На какой? Но что-то в его изменившемся взгляде, удержало меня от вопроса.
– Мы тогда сильно разругались, он уехал, и я больше не видел его, – продолжил Алан.
– Вы не пытались связаться с ним?
– Нет, в этом не было необходимости, – он снова опустил взгляд на книгу и через несколько секунд перевернул страницу.
Что же это, он умудряется читать параллельно с нашим разговором?
– Почему вы позвонили мне? Как узнали, что Фрэнка... не стало? – на последних словах я поколебалась, но всё же предпочла использовать более мягкое словосочетание.
Он заметил мою заминку.
– Видите ли, Уитни, – я невольно вздрогнула от звука собственного имени, слетевшего с его губ, – если я не пытался связаться с ним, это не значит, что я не был в курсе, где он и что с ним.
Удивлённо я взирала на него, но он снова углубился в книгу. Выходит, он всё же следил за жизнью брата? Правда, каким образом, если они не общались, и тут в Стентонвилле никаких общих знакомых у нас не было. Но тогда непонятно, знал ли он обо мне, о нашей с Фрэнком свадьбе?
– Сколько вам лет? – спросила я.
– Двадцать семь.
– Получается, вы старше Фрэнка…
– На два года, – закончил он.
– Почему вы прожили последний год в Сан-Диего?
– Взял отпуск. Он немного затянулся.
– Затянулся на год? – удивлённо переспросила я. – Но почему?
– Были свои причины. У нас допрос? – он, наконец, оторвался от книги
Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами. Мне не хотелось отводить глаза первой, но и он не сдавался. Складывалось такое ощущение, что подобная игра в гляделки для него не внове. Мне казалось, что я падаю в тёмную пропасть его зелёных глаз, постепенно приобретающих какое-то животное выражение. Было в этом застывшем взгляде что-то хищное и предупреждающее о том, чтобы я не переходила невидимую черту, которую он провёл между дозволенным и запрещённым.
В итоге, я первая отвела взгляд, не выдержав напряжения.