Камилла, хрупкая и нежная, всегда спала обнаженной, и на ее ресницах часто блестели слезы. Она плакала даже во сне. А когда он занимался с ней любовью, хваталась за него так, будто тонула. Может, удовольствием она стремилась заглушить свою печаль?
Самолет достиг крейсерской скорости, и полет, кажется, стабилизировался. Анри рискнул выглянуть в иллюминатор, но с такой высоты уже ничего не было видно. Вчера вечером, стоя у окна и глядя на ночной парк, он спрашивал себя, почему Люсьен Лестрейд докучает его дочери. Может, он хочет ей о чем-то рассказать? Но что он знал о драме, которая терзала тогда Фонтанелей? Он мог лишь строить догадки, потому что Камилла никогда не доверилась бы подобному человеку.
Как бы то ни было, Анри решил позвонить Лестрейду этим же вечером. Он предложит ему такую сумму денег, которая обеспечит его на тридцать лет вперед, и он больше не посмеет совать свой нос в дела его семьи.
Откидываясь на спинку кресла, Анри в миллионный раз спросил себя, был ли он прав. Ответа на этот вопрос он не знал, и он продолжал его мучить.
Стюардесса прикатила тележку с напитками. Полет из Тулузы до Парижа был недолгим, и Анри едва успел допить свой стакан, как объявили посадку. Тем лучше. Чем раньше он приступит к работе в клинике, тем меньше у него останется времени на воспоминания. В Сен-Жермен тень Камиллы также преследовала его, но не так отчетливо, как в Пейроле. К счастью, Паскаль ничего не знает, и Анри не позволит, чтобы Люсьен Лестрейд нашептал ей какие-нибудь гадости. Пусть уж она радуется этому дому, который так любит! Раз он не смог ее разубедить, то…
– О чем ты задумался, папа?
Адриан с беспокойством смотрел на него, и Анри сказал первое, что пришло в голову:
– О следующем административном совете.
– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал сын, потрепав его по руке.
Конечно нет. Все его проблемы оставались там, в Пейроле. Анри взял стакан с апельсиновым соком и посмотрел на часы. Он торопился – торопился забыть…
Аврора осторожно спустила с чердака последнюю вазу.
– Вот! Наконец-то я их все собрала. Паскаль, стоя наверху, рассмеялась.
– Зачем тебе вазы без цветов?
Она рылась в покрытых пылью старых чемоданах, нагроможденных в темном углу. На некоторых были наклейки, подписанные рукой матери: «занавеси из библиотеки», «покрывала из спальни». Возможно, Камилла надеялась, что однажды они снова пригодятся? Может, собиралась вернуться в Пейроль, когда Анри выйдет на пенсию?
Паскаль подняла крышку и уловила слабый запах нафталина. В чемодане лежали ткани, завернутые в бумагу. Паскаль мельком взглянула на Аврору и решила ничего ей не говорить о своей находке, чтобы эти ткани не были развешаны по всему дому.
– Обожаю обследовать твой чердак! – сказала Аврора. – Ты только посмотри на этот чудесный трельяж… Мы починим ножку, заменим зеркало, и он прекрасно будет смотреться в комнате, правда?
Паскаль отошла от чемоданов и приблизилась к Авроре.
– Правда, но на сегодня достаточно, – сказала она. Хотя вчерашняя вечеринка удалась наилучшим образом, обе они изрядно устали. Только на мытье посуды ушло несколько часов.
– Тебе нужно отдохнуть, Паскаль. Ты работаешь по двенадцать часов в сутки, да еще под постоянным прессингом Надин Клеман. Ты хоть знаешь, какой фурор произвела в отделении! Жорж постоянно смотрит на тебя взглядом жареного карпа… Вообще это не мое дело, тем более что он мне самой очень нравится. Кстати, он не врач. Да, мне нравится его чувство юмора, он… Подожди-ка, а это что еще такое?
Машинально шаря рукой в ящике трюмо, она обнаружила серую пластиковую папку с загнутыми углами.
– В такой папке должны храниться сокровища или же любовные письма, – сказала она, передавая папку Паскаль.
От времени и высокой температуры папка немного расплавилась, зато в ней сохранилась маленькая книжечка.
– Я хочу напомнить, – продолжала тараторить Аврора, – что если тебе нравится Лоран Вийнев, то не следует…
– Да, да, я знаю…
Паскаль, нахмурившись, читала документ.
– Что это означает? – пробормотала она. Аврора заглянула ей через плечо.
– Выписка из свидетельства о браке, дата 16 апреля 1966 года. Муж: Косте Рауль; жена: Монтаг Камилла Хуонг Лан…
Ошеломленная Паскаль перечитала все еще раз.
– Париж, отдел регистрации 22-го округа! Странно, мама и папа поженились в 1970 году в Альби.
Она на секунду закрыла книжечку и критически осмотрела ее; к сожалению, документ выглядел вполне правдоподобно. Перевернув страницу, она увидела, что графы о смерти супругов были пусты, зато в графу «первый ребенок» было вписано имя, заверенное подписью чиновника.
– Третье августа 1966 года, в девять пятнадцать утра родилась Юлия Ньян Косте.
Графа о смерти детей тоже была пустой.
– У меня есть фотографии со свадьбы моих родителей, – растерянно проговорила она. – Они венчались в церкви. А венчаться можно один раз, если только человек не овдовел, как мой отец!
С приближением ночи тени на чердаке становились все гуще, несмотря на то что светила электрическая лампочка.
– Рауль Косте. Юлия Косте. Боже мой, кто эти люди? Проще всего было узнать обо всем у отца, и она сделает это сейчас же. Должно было существовать простое объяснение, до которого она не может додуматься, будучи сильно шокированной своим открытием. Анри все объяснит ей. Но… почему ни он, ни Камилла никогда ни единым словом не упоминали об этом?
Паскаль захотелось плакать, горло ее перехватил спазм. Аврора взяла ее за локоть.
– Пойдем отсюда.
Сжимая в руке найденное свидетельство о составе семьи, Паскаль позволила отвести себя на первый этаж. Сев за кухонный стол и подперев подбородок руками, она пыталась осмыслить то, что узнала. Так, значит, ее мать вышла замуж в двадцать один год и была уже беременна, поскольку ребенок родился через три месяца после заключения брака. Дочь назвали Юлией, добавив ей вьетнамское имя, как и у самой Камиллы… Сейчас ей должно было исполниться тридцать девять лет. Паскаль никогда не слышала о старшей дочери своей матери. Ни воспоминаний, ни даже намеков. Этой Юлии Косте не существовало в семье Фонтанелей. Скорее всего, она умерла в юном возрасте, но зачем было скрывать это?
– Позвони отцу, поговори с ним, и тебе станет легче, – предложила Аврора, ставя на стол две чашки дымящегося чая.
Наряду с жизнерадостностью одной из привлекательных черт Авроры было ее дружелюбие. Что бы делала Паскаль без нее? Да, Пейроль был на самом деле слишком велик для одинокой женщины, а присутствие подруги все меняло. Вместе они быстро обустроили дом, много смеялись, болтали ночами, натирая старую мебель, найденную в глубинах чердака, доверяли друг другу свои секреты. Им было хорошо вместе, и будет так же хорошо зимой по воскресеньям, когда они вместе будут смотреть телевизор, завернувшись в плед, а весной будут вместе работать в саду, чтобы привести парк в порядок. Аврора была незаменима, без нее Паскаль никогда бы не открыла ящик этого трюмо.
– Если бы тебя там не было, – пробормотала она, – я бы просто расплакалась… Думаю, что не смогу задать отцу этот вопрос, потому что он мне не ответит. Или же скажет неправду. Похоже, это какая-то тайна, которую от нас тщательно скрывали. Боюсь, он ничего не расскажет.
– Но ты имеешь право все знать! Речь идет о твоей матери, о твоей сестре! Ну, по крайней мере, о твоей сводной сестре…
Где-то на этом свете, возможно, существовала женщина, которая была ее сводной сестрой. Та же степень родства, что и с Адрианом.
– Если она жива, – проговорила Паскаль, – то я найду ее.