Громкий стук на чердаке возвестил о том, что Адель потеряла терпение и сердится. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату ворвался вихрь морозного воздуха.
— Прости, Николь, — сказал Исаак. — Я не знал, что у тебя гости, но пришел торговец с тканью для сита. Хочет, чтобы ты посмотрела.
— Я приду, как только освобожусь.
— Он сказал, что спешит, потому что вот-вот будет снег. Он хочет добраться до Бейксов до начала снегопада. Стук в потолок стал еще более настойчивым.
— Николь! — раздался голос Адели. — Где моя горничная? Где мой завтрак?
Николь торопливо поставила еду на поднос и устремилась наверх.
Адель лишь мгновение смотрела на простой плетеный поднос, глиняную посуду с темно-коричневой глазурью, омлет с сыром. Потом она кончиками пальцев взяла кусочек поджаренного хлеба.
— Что это? Хлеб? Крестьянский хлеб? Мне нужна сдобная булочка.
Прежде чем Николь успела ответить, она швырнула хлеб в омлет.
— Я оскорблена! Отошли это на кухню и скажи им, что если они не хотят лишиться места, пусть никогда больше не посылают мне подобной мерзости. — Она схватила чайник и вылила все его содержимое на поднос. Горячий чай тут же просочился сквозь плетение и залил одеяло.
Глядя на то, что натворила ее мать, Николь почувствовала безмерную усталость. Одеяло теперь придется выстирать, завтрак готовить заново. И еще надо как-то убедить Адель съесть его, чтобы не вызвать нового припадка. А ее ждет Исаак — они должны идти на мельницу.
Она понесла вниз поднос, с которого все еще капало.
— Николь! — в комнату ворвалась Дженни, едва не сбив с ног Исаака. — Близнецы пропали! Они сказали Люку, что убежали из дома, потому что у нас поселилась сумасшедшая леди.
— Боже мой! Почему Люк их не задержал? — Николь с размаху поставила поднос на стол. Адель уже снова стучала в потолок.
— Он решил, что они пошутили и что сумасшедшая леди — это выдумка.
Николь беспомощно воздела руки.
— Исаак, возьми еще кого-нибудь и идите их искать. Слишком холодно, их нельзя оставлять на улице. — Она обратилась к Жерару: — Вы не могли бы приготовить матери завтрак?
Он поднял одну бровь.
— Боюсь, я не приучен выполнять женскую работу. Дженни задохнулась от возмущения.
— Послушайте, мистер…
— Дженни! — резко оборвала ее Николь. — Сейчас самое важное — близнецы. Я отнесу ей хлеба с сыром. Придется ей пока потерпеть. А потом сразу пойду их искать. Пожалуйста, — добавила она, видя, что Дженни не перестает сверлить взглядом Жерара. — Мне нужна помощь, а не лишние хлопоты.
Дженни с Исааком ушли. Николь стала нарезать хлеб и сыр и складывать их в корзиночку. Стук сверху становился все более нетерпеливым, и она не замечала странного выражения на лице Жерара, который стоял, небрежно облокотившись о комод, и не сводил с нее глаз.
Она торопливо сунула еду в руки матери, увидела боль и недоумение в ее глазах и почувствовала себя виноватой. Чувство вины лишь усилилось, когда она покинула Адель, но близнецов нужно было найти. Едва она успела открыть дверь и во весь голос выкрикнуть их имена, как увидела в отдалении две детские фигурки, бежавшие к ней через двор.
Глава 17
Взглянув на часы, стоявшие на комоде у двери, Николь медленно перешла от камина к кухонному столу. Не забыть бы через десять минут еще раз взбить тесто для булочек. Близнецы спокойно играли в дальнем углу: Алекс — с деревянными фигурками животных, а Мэнди — с восковой куклой, которая считалась женой фермера.
— Николь, — попросил Алекс, — можно мы погуляем после завтрака? Она вздохнула.
— Можно, если снегопад прекратится. Тогда Исаак поможет вам слепить снеговика.
Близнецы обменялись улыбками и продолжали играть. Распахнулась дверь, и порыв холодного воздуха едва не задул пламя.
— Ну и холод! В жизни не видала такого марта, — сказала Дженни, протянув руки к огню. — Кажется, весна никогда не настанет.
— Мне тоже так кажется, — прошептала Николь. Она в бессильной ярости погрузила сжатые в кулак руки в пышное тесто. Весна! — думала она. Весной они с Клеем должны были уехать. Дженни говорила, что эта зима — самая холодная и мокрая из всех, какие до сих пор случались в Виргинии. Снегу было так много, что никто из них почти не выходил на улицу — четверо взрослых и детей оказались запертыми в тесном домике. За целый месяц после приезда Адели и Жерара Николь встречалась с Клеем только один раз. И даже тогда он казался каким-то отрешенным, погруженным в свои мысли, озабоченным.
— Доброе утро, — проговорил Жерар, спускаясь по лестнице. Сразу после его приезда в доме пришлось произвести перестановку. Теперь Адель и Жерар спали наверху в постели близнецов, а детям каждый вечер стелили матрацы на первом этаже. Дженни и Николь тоже спали наверху, отделенные от супружеской четы занавеской.
— Утро! — фыркнула Дженни. — Уже почти полдень. Жерар, как обычно, пропустил ее слова мимо ушей. Они с Дженни сразу невзлюбили друг друга.
— Николь, — капризным тоном продолжал Жерар, — нельзя ли сделать так, чтобы по утрам здесь не шумели.
Она так устала от стирки, стряпни, необходимости заботиться о стольких людях, что даже не ответила.
— И еще — на обшлагах моего лилового сюртука какие-то пятна. Я очень надеюсь, что тебе удастся их вывести, — пожаловался он, вытянув руки и изучая свой наряд. На нем был голубой длиннополый сюртук, украшенный широким черным галуном. От талии он сильно расширялся книзу, свободно болтаясь на узких бедрах, обтянутых штанами, которые застегивались под коленом на пуговицы поверх шелковых чулок. На ногах у Жерара были легкие туфли из тончайшей кожи. Желтый шелковый жилет прикрывал белую, тоже шелковую рубашку. На шее красовался ярко-зеленый галстук. Жерара до глубины души потрясло, что Николь не знала о том, что зеленый галстук означает принадлежность к французской знати. «Должны же мы как-то отделять себя от простонародья. Это один из способов», — говорил он.