Выбрать главу

— Старый скряга! — пробурчал Уэсли, как только они оказались на улице. — Бесплатно молоть его зерно три года! Глаза Николь лукаво заблестели.

— Погоди, пока он получит счет за четвертый…

Потом они пошли в контору печатника, где Николь заказала объявления о ценах помола на своей мельнице. Когда Уэсли услышал, как она диктует владельцу новые расценки, он даже испугался.

— Подожди, Николь. Ты так не получишь никакого дохода. Твоя цена же в три раза ниже, чем у Горация. Она усмехнулась.

— Конкуренция и количество… Скажи-ка, кому ты повезешь свое зерно: мне или Горацию? Печатник одобрительно засмеялся.

— Ловко придумано! Уэс, она тебя поймала. Непременно расскажу своему зятю, и можете быть уверены, вскорости он к вам заявится с зерном.

Уэсли взглянул на Николь с новым интересом.

— Кто бы мог подумать, что в этой хорошенькой головке кроется недюжинный ум!

Лицо Николь стало серьезным.

— Какой там ум. Еще совсем недавно в «этой хорошенькой головке» не было ничего, кроме романтических бредней и детских грез о любви.

Уэсли нахмурился. Он вдруг отчетливо ощутил ее боль, которую она так старательно прятала от чужих глаз. Будь он проклят, этот Клей! Как у него хватило совести так поступить с Николь!

Дома ее ждали новые огорчения. Она сразу же столкнулась с Жераром. Маленький человечек попятился, губы его скривились в брезгливой гримасе.

— Почему я должен торговать женскими нарядами? Мне это не пристало. — Он пригладил волосы, постриженные «a la Брут», нечесаные и неопрятные, как того требовала мода. Они плотно прилегали к черепу сальными прямыми прядями. — Правда, женщины были в восторге от моего общества, не то что люди, которые меня окружают в этом доме. Дамы с восхищением слушали рассказы о моей семье — Куртеленах.

— Это с каких пор семья Николь стала вашей? — ядовито заметила Дженни.

— Вот видишь! — взвизгнул Жерар. — Разве я могу вынести подобное обращение?

— Прекратите это! Оба! — резко проговорила Николь. — Я до смерти устала от ваших перебранок. Жерар, вы показали себя блестящим торговцем. Американкам так нравятся ваш акцент и ваши изысканные манеры. — Жерар сразу растаял от комплимента. — А теперь, если пожелаете, вы могли бы раздать женам окрестных фермеров объявления.

— Объявления — не шелка, — недовольно пробормотал Жерар.

— Но еда — это еда, — с готовностью вмешалась Дженни. — И если вы хотите есть, то должны работать, как все остальные.

Жерар шагнул к Дженни с искаженным лицом, но Николь остановила его, положив руку на плечо. Он изумленно воззрился на ее руку, потом посмотрел в лицо, накрыл ее руку своей.

— Для тебя я сделаю все, что угодно. Николь мягко скользнула в сторону.

— Исаак будет возить вас в лодке вверх и вниз по реке. Жерар улыбнулся ей так, словно они были любовниками, и неслышной походкой направился к двери.

— Не доверяю я ему, — озабоченно сказала Дженни. Николь махнула рукой.

— Он вполне безобиден. Просто ему хочется, чтобы его окружали почтением, вот и все. Я уверена, что он скоро поумнеет.

— Ты слишком доверчива и во всех видишь только хорошее. Советую тебе — держись от него подальше.

Весна в Виргинии выдалась на редкость дружная. Быстро созрела ранняя пшеница, и после долгого зимнего отдыха заработали тяжелые мельничные жернова. Объявления Николь сослужили хорошую службу: со всей округи к ней привозили зерно для помола.

Николь не давала себе ни минуты отдыха. Она наняла работника, и они засеяли новый участок пшеницей и ячменем. Жерар с большой неохотой согласился помогать на мельнице, но по его виду становилось ясно, что он считает недостойным иметь дело с американцами. Николь приходилось постоянно поддерживать его разговорами о том, как ее дед-герцог два года проработал на мельнице.

Вопрос о том, чтобы близнецы вернулись в Эрандел Холл, не возникал, и Николь считала это знаком доверия со стороны Клея. Раз в неделю Исаак перевозил детей на другой берег навестить дядю.

— Он скверно выглядит, — однажды сообщил Исаак, вернувшись оттуда.

Николь не стала даже расспрашивать, о ком он говорит, она и так знала, что речь идет о Клее. Как она ни старалась довести себя до изнеможения тяжелым трудом, мысль о нем не покидала ее ни на минуту.

— Он слишком много пьет. Это добром не кончится.

Николь отвернулась. Казалось бы, ей следовало бы радоваться, что он несчастен, ведь он это заслужил, но она не радовалась. Тяжело вздохнув, она отправилась на огород и взялась за тяпку. Может быть, несколько часов тяжелой работы немного отвлекут ее, помогут хоть на какое-то время забыть о Клее.

Час спустя она прислонилась к дереву и отерла рукой лицо, по которому струился пот.

— Смотри, что я тебе принес, — услышала она голос Жерара. Он протягивал ей запотевший стакан с лимонадом. Она кивнула в знак благодарности и залпом осушила его. Жерар двумя пальцами снял травинку, прилипшую к рукаву ее хлопкового платья.

— Тебе не следует так много бывать на солнце. Ты испортишь цвет лица. — Он провел по обнаженной руке от локтя до запястья.

Николь так устала, то ей лень было даже тронуться с места. Они стояли в густой тени в дальнем конце огорода, где их не было видно ни с мельницы, ни из дома.

— Я так рад, что мы вдвоем и нам ничто не может помешать, — глухо проговорил Жерар, придвигаясь к ней поближе. — Как это неприятно, что мы живем в одном доме, но нам никогда не удается посекретничать с глазу на глаз, подальше от любопытных ушей.