— Все образуется, вот увидишь. Мы с Тревисом позаботимся о том, чтобы он не потерял плантацию. Николь вскинула голову.
— Что значит «потерял плантацию»? Потеря одного урожая не означает потери плантации. Уэс и Дженни обменялись взглядами.
— Как правило, не означает. Потому что у людей редко пропадает весь урожай целиком. Но он должен был засеять верхние поля.
— Даже если у него пропадет весь урожай, у него есть деньги, чтобы продержаться. Никогда не поверю, что хозяйство может погибнуть за один год.
Уэс оттолкнул тарелку. Дождь барабанил по крыше.
— Тебе лучше знать правду. В прошлом году Клей оставил урожай гнить на полях, но такому крепкому хозяйству это не причинило большого ущерба — слишком хорошо потрудились его отец, брат и он сам. Но Бианка… — он запнулся, взглянув в глаза Николь. Она старалась казаться безразличной, но он не мог не видеть, что это имя причиняет ей боль. — Бианка, — продолжал он, — по уши залезла в долги. Я виделся с Клеем месяц назад, и он сказал, что она занимает деньги направо и налево под обеспечение плантацией и пересылает их отцу в Англию. Очевидно, хочет возродить родовое гнездо.
Николь подошла к очагу, задумчиво поворошила угли кочергой. Она помнила парк, который был когда-то собственностью Мейлсонов, и слова Бианки о том, что она вернет все, что им принадлежало.
— И Клей позволяет ей так поступать? Это на него не похоже.
Уэс помедлил с ответом.
— Да он сам на себя не похож. Николь, он очень изменился. Ему все равно, что происходит с плантацией и с ним самим. Он не расстается с бутылкой. Когда я пытался его урезонить, он даже не слушал меня. И это самое страшное. У Клея всегда был сильный характер, он был человеком действия, а теперь… — Уэс замолчал, не закончив фразы.
— Значит, Клей потерял прошлогодний урожай, а теперь еще и этот. Ты хочешь сказать, что он разорен?
— Нет. Мы с Тревисом говорили с кредиторами и поручились за Клея. Но я предупредил его, что он должен удержать Бианку от новых трат.
Она резко обернулась, взглянула ему в лицо.
— И ты сказал ему, что вы собираетесь покрыть его долги?!
— Конечно. Я хотел его успокоить.
— Мужчины! — с возмущением воскликнула Николь, а потом пробормотала по-французски что-то, от чего у Жерара, все так же молча сидевшего в углу, удивленно поднялись брови.
— Что бы ты почувствовал, если бы Клей сказал тебе: «Ты не в состоянии справиться с хозяйством, но ничего, я о тебе позабочусь?»
— Это было совсем не так! Мы друзья, мы всегда были друзьями.
— Друзья помогают, а не уничтожают своей жалостью.
— Николь, — предостерегающе сказал он, начиная сердиться, — я знаю Клея всю жизнь и…
— И теперь ты бросаешь ему милостыню, как нищему, вот что ты делаешь!
Уэсли поднялся, вцепившись в край стола. Лицо его покраснело от гнева.
— Сейчас же прекратите, — вмешалась Дженни. — Вы ведете себя, как дети. Хуже, чем дети, потому что близнецы ничего подобного не вытворяют.
Уэсли взял себя в руки.
— Прошу меня простить. Я вышел из себя. Но, Николь, твои обвинения ужасны.
Она отвернулась к камину и водила по полу кончиком кочерги, снова рисуя изгиб реки и не отрывая глаз от чертежа.
— Я не хотела тебя обидеть. Все дело в том, что Клей очень гордый и так любит свою землю, что ему легче отказаться от нее, чем потерять.
— Не вижу смысла в твоих словах.
— Наверное. Может быть, я недостаточно ясно выражаю то, что чувствую. Уэс, неужели ничего нельзя сделать, чтобы спасти его земли от потопа?
— Разве только молиться. Если дождь прекратится, вода отступит.
— Почему этот участок не заливает каждый год, а только иногда?
— Русло реки меняется. Дед Клея как-то говорил, что, когда он был мальчишкой, никакой поймы не было. Каждый год река слегка перемещалась и понемножку намывала ее.
— Покажи здесь то, о чем ты говоришь, — сказала Николь, указывая на план.
Он снова опустился на колени перед камином.
— Я думаю, река старается изогнуться. Раньше в этом месте русло было прямее и шире, но с годами оно изменилось.
Она разглядывала карту.
— Ты хочешь сказать, что река съедает мою землю и несет ее Клею?
Уэс удивленно взглянул на нее.
— Не думаю, что тебе есть о чем беспокоиться. Пройдет лет пятьдесят, прежде чем это станет заметно. Николь не обратила внимания на его взгляд.
— А что, если отдать речному богу то, что он хочет?
— Да о чем ты говоришь? — пробурчал Уэс, подумав, что она беспокоится о своей земле.
— Николь, — вмешалась Дженни, — мне не нравится этот разговор.
Николь взяла щепку.
— Что случится, если отрезать мою землю вот так? — Она начертила линию от одной излучины реки до другой.
— Земля влажная, а берег крутой, так что, может быть, этот кусок сползет в воду.
— А как это повлияет на уровень воды?
Уэсли начал понимать, что она задумала, и вытаращил глаза.
— Николь, это невозможно. Здесь надо копать по меньшей мере несколько дней, а земля, которая обрушится в реку, упадет вместе с твоей пшеницей. — Но ты не ответил на мой вопрос. Вода спадет?
— Может, и спадет. Русло-то расширится. Откуда мне знать?
— Я просто хочу узнать твое мнение.
— Черт побери! Какая разница реке, чью землю глотать, твою или Клея? Проклятой воде это все равно.
— Прошу тебя избегать подобных выражений в присутствии детей, — строго заметила Николь. — Значит, нам понадобятся кирки, лопаты и…
Уэс перебил ее.
— Ты видишь, что творится за окном? Этот ливень может быка свалить с ног, а ты говоришь о том, чтобы под ним работать.