Чарльз лег рядом с ней – обессиленный, потрясенный не меньше, чем она. То, с какой готовностью Фрэнсис отдавалась ему, переполняло его безумной гордостью. Нет, она не будет желать ни одного мужчину так, как желала его!
– Что ты почувствовала? – прошептал он, уткнувшись ей в волосы, не в силах скрыть довольства собой.
– Настоящее волшебство! – Фрэнсис вздохнула и, подобно ликующей птице, раскинула руки, как крылья в полете. – Я даже не представляла себе, что это может быть так потрясающе. Похоже на то, как бывает, когда я выпускаю в полет Ориану. Словно поднимаешься над мирской обыденностью, словно летишь… Я чувствовала такую силу… – Она приподняла голову, взглянула на него, и он увидел, что ее изумрудные глаза сверкают страстным огнем. – Но зачем я тебе все это рассказываю? Ты сам, наверное, испытывал такое чувство, взмывая в небо вместе со своей птицей.
Слушая все это, Чарльз преисполнялся еще большей гордости. Женщины часто говорили ему, что он очень хорош в постели, что он необыкновенно возбуждает их, доставляет удовольствие. При этом они уверяли, что любят его. Фрэнсис ничего не говорила о любви, но зато она нашла поразительные слова для описания своих ощущений. Даже не верилось, что эти ее слова относятся к нему.
– А тебе было хорошо со мной? – застенчиво спросила Фрэнсис. – Ты тоже испытал волшебство?
Чарльз молча наклонился и поцеловал ее в щеку – он не находил подходящих слов.
– Ладно, можешь не отвечать. Я думаю, для тебя это самое обычное дело. – Фрэнсис вздохнула. – Но я… Я никогда не испытывала ничего подобного. Теперь я умру счастливой.
– Ты не умрешь! – резко сказал Чарльз.
Он с благодарностью узнал, что доставил ей больше удовольствия, чем Антуан. Его удивило, что она восприняла это как невероятный взлет в своей жизни. Но ему не нравилась ее фаталистическая уверенность в том, что это происходит с ними последний раз в жизни.
– Возможно, ты прав, – согласилась она, однако голос ее звучал очень грустно. – Но даже если я не умру, то наверняка окажусь во французской тюрьме.
– Ты там не окажешься, – нахмурился Чарльз. – Я не допущу этого.
Фрэнсис невесело улыбнулась.
– Хотелось бы знать, как ты сможешь помешать им.
– Фрэнсис, хватит говорить об этом! Теперь ты принадлежишь мне, а я привык охранять то, что мне принадлежит.
Чарльз сам не ожидал от себя таких слов. Но, черт побери, она ведь действительно принадлежит ему! То, что с ними произошло сегодня, было неизбежно. В глубине души он понимал это на протяжении всего их мучительного путешествия. И потом – в конце концов, она ведь сама предложила ему себя!
Однако Фрэнсис, судя по всему, была совершенно потрясена его словами. Она уставилась на него, вне себя от гнева, готовая бросить ему вызов. Но губы ее лишь беззвучно шевелились: она не могла выговорить ни слова.
– Что ты имеешь в виду?! – воскликнула она наконец, когда снова обрела дар речи. – Я не вещь, чтобы принадлежать кому бы то ни было!
В полумраке баржи, с горящими глазами и черными растрепавшимися волосами, она выглядела восхитительно. Чарльз вдруг подумал о том, что скоро им придется покинуть свое временное убежище на барже и окунуться в волны полной опасностей жизни. Он понял, что может навсегда потерять эту прекрасную женщину, и ему стало страшно.
– Я уже говорил тебе, что не намерен уподобляться Антуану, – медленно произнес он. – А поскольку мы с тобой теперь так близки, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Ее лицо залила алая краска, и от этого Фрэнсис стала еще прелестнее.
– Я… но… ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? – воскликнула она и поспешно запахнула блузку на груди. – Но это невозможно, Чарльз! Совершенно невозможно!
– Это еще почему? – нахмурился он.
Фрэнсис изо всех сил старалась взять себя в руки, и наконец ей это удалось. От былой растерянности не осталось следа.
– Я благодарна вам за оказанную честь, милорд, но, к сожалению, не могу принять вашего предложения, – чопорно произнесла она. – Сейчас, когда испанцы и сэр Хэмфри гонятся за мной, с вашей стороны будет мудрее подумать о собственной безопасности. И пусть все идет как идет.
20
– Пусть все идет как идет? Это что еще за идиотский совет? – Чарльз раздраженно воззрился на Фрэнсис, весьма недовольный тем, что она снова проявляет свой несговорчивый характер. – Моей безопасности ничто не угрожает. Сейчас мой долг защищать тебя, и я намерен выполнить его. Ты немедленно расскажешь мне все, что тебе известно про посыльного, и я обо всем позабочусь.
– Чарльз, ты же ничего не знаешь об этом! Умоляю тебя, не вмешивайся. Ты не должен так рисковать!
– Я не знаю, потому что ты отказываешься что-либо рассказывать мне, – выпалил он, заметив, как напряглась у нее спина, что означало готовность к сопротивлению. – Неужели ты не понимаешь, что обязанность мужчины – защищать женщину?
Уже произнося эти слова, он вспомнил свой разговор с настоятелем. Да, сейчас он имел дело с соколихой, а не с голубкой… Но, черт побери, он любым способом заставит ее все рассказать!
– Так вот почему ты выполнил мою просьбу, Чарльз Кавендиш? Ты просто хотел мне доказать, что я всего лишь слабая женщина? – закричала Фрэнсис; воительница в ней, как он и подозревал, брала верх. – Никогда не думала, что ты можешь быть таким бессердечным!
Прекрасно зная, что ничего подобного у него и в мыслях не было, Чарльз смотрел на ее соблазнительные груди, которые высоко вздымались от волнения. Он «выполнил ее просьбу» по одной-единственной причине – потому что испытывал бешеное желание овладеть ею. Но говорить ей об этом сейчас не имело смысла.
– Фрэнсис, прошу тебя, давай не будем ссориться, – мягко произнес он. – Расскажи мне все, и тебе же самой станет легче.
– Нет! – отрезала она и улеглась на солому спиной к нему, не произнося больше ни слова.
Черт бы ее побрал! Чарльзу захотелось схватить Фрэнсис за плечи и хорошенько потрясти.
– Это может оказаться вопросом жизни и смерти, – предупредил он ее. – Я настаиваю на том, чтобы ты рассказала мне все. Я не дам тебе покоя, пока ты не расскажешь.
– Ты только и умеешь, что угрожать. Я не скажу ни слова.
Она так и не повернулась к нему.
Чарльз скрипнул зубами. Совершенно ясно, что из нее ничего не вытянешь. Он тоже лег на свой соломенный матрас и хмуро уставился в стенку. Эта женщина вызывает в нем то вожделение, то ярость; смена чувств происходит так быстро, что он перестает владеть собой. Подумать только, она вынудила его предложить ей руку, а ведь он знаком с ней всего лишь четыре коротких дня!
«Господи, что же я делаю?!» – в панике подумал Чарльз. Он ведь поклялся после Инес не уступать ни одной женщине. Он поклялся никогда не жениться. У него все внутри перевернулось при мысли о том, что ему придется терпеть сумасбродство Фрэнсис до конца своих дней…
Хотя сознание Чарльза отчаянно сопротивлялось женитьбе, тело его решительно отказывалось подчиняться доводам рассудка. Вожделение моментально вспыхивало в нем, когда он мысленно представлял себе, как она будет выглядеть в их брачную ночь. Он сорвет с нее свадебный наряд и не спеша овладеет ею – в собственной спальне, на белоснежных простынях… Сознание того, что он сможет наконец удовлетворить свою ненасытную жажду, укрепило его решимость.
Он женится на ней во что бы то ни стало – пусть даже будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!
Дьявол ее возьми, эта женщина способна свести с ума любого мужчину…
Фрэнсис проснулась от голода и жажды. Вода монотонно плескалась о борт баржи, часы на городской башне пробили половину пятого.
Потянувшись, она обернулась и обнаружила, что Чарльз не спит. Он лежал на своем матрасе, опершись на локоть, и пристально смотрел на нее. Она съежилась под его взглядом, который выражал страстное желание обладать ею. Это выражение она заметила в первый же момент их встречи. Так, значит, после того, как это желание было удовлетворено, его интерес к ней не угас?