В конце концов, Чарльз предложил ей выйти за него замуж до того, как королева узнала о ее существовании. Значит, он сам захотел этого. Но почему?
«Чистое волшебство…» – всплыли в ее сознании собственные слова, и Фрэнсис поняла, что единственное их спасение – в этом волшебстве. Он разбудил в ней его, но сумеет ли она научиться вызывать в нем подобное волшебство?..
Пьер поглощал пирог с необыкновенной быстротой, но при этом всячески старался вести себя прилично. Впрочем, к салфетке, которую она положила ему на колени, он так и не прикоснулся. Теперь, когда его темные волосы были подстрижены надо лбом и открывали цыганские черные глаза, личико Пьера казалось по-детски невинным.
Что касается Луи, то он, наоборот, выглядел старше оттого, что срезали его густые каштановые волосы. В новом камзоле и белоснежной рубашке он выглядел как настоящий маленький джентльмен.
Фрэнсис вдруг подумала, что, если ей удалось изменить жизнь двух этих парнишек, выросших в нищете, быть может, она окажется столь же удачливой с Чарльзом? Она чувствовала, что готова пойти ради этого на любой риск, потому что…
Фрэнсис проглотила комок в горле и впервые призналась себе, что так же, как она любит этих парнишек, она любит Чарльза Кавендиша – любит с тех самых пор, когда встретила его на болоте.
28
– Я, кажется, говорила тебе, что совсем не хочу идти на бал к королеве и, уж во всяком случае, не собираюсь надевать это чудовищное платье.
Чарльз тяжело вздохнул. Он привел Фрэнсис в гардеробную своей сестры, полагая, что она получит удовольствие, отбирая туалет для праздника. Но, как обычно, его дикая птица отказалась вести себя, как ведут себя птицы домашние, и с презрением отвергла все то, что так нравилось другим женщинам.
Черт возьми, ей слишком долго разрешали жить по своей воле! Но он не намерен потакать ее капризам. Если она в ближайшее время станет баронессой Милборн, ей придется выполнять светские обязанности.
Чарльз взглянул на отвергнутое Фрэнсис платье с фижмами и корсет из китового уса. Туалет этот действительно выглядел нелепым, неуклюжим и тяжелым, но требования моды строги. Она должна одеться так, как положено на королевских балах. Там будут присутствовать самые влиятельные особы; к тому же нервы у всех напряжены, поскольку английский флот готовится к сражению. Сегодня утром, правда, пришло известие о том, что испанская Армада еще не отплыла из Лиссабона, но все равно теперь это лишь вопрос времени.
Чарльз не хотел, чтобы Фрэнсис рвали на части дворцовые сплетники и сплетницы. Он знал, что люди бывают бессердечными и жестокими к тем, кто не похож на них.
– Все придворные дамы носят испанские юбки с фижмами, – пояснил он самым рассудительным тоном, на какой был способен. – Это новая мода, они считают ее прекрасной.
– Только испанцы способны придумать такое. Это же пытка для женщины, а не удовольствие!
– И все-таки тебе придется привыкнуть.
Фрэнсис злобно посмотрела на него и была в этот момент похожа на птицу, у которой хотят отнять добычу.
– Я никогда к этому не привыкну! – отрезала она. – Если все они – глупые овцы, из-за отсутствия собственных мозгов следующие за вожаком, то я не желаю, чтобы они принимали меня в свое общество. Хочешь иметь такую женщину – женись на ком-нибудь из стаи своих поклонниц. Ты ведь уже проверил всех их в постели? Остается только выбрать ту, которая понравилась тебе больше остальных.
Чарльз возвел глаза к небу и чуть было не выругался вслух. Выходит, она слышала о его прошлых похождениях. Интересно, многое ли она знает? С того момента, как они вернулись, он не прикасался ни к одной женщине, но, если сказать об этом Фрэнсис, она скорее всего не поверит ему…
У него по-прежнему болела голова, настроение тоже было неважное. Ему вовсе не хотелось иметь жену, которая будет спорить с ним по любому поводу и отказываться повиноваться. Он не намерен всякий раз упрашивать ее или обманывать, чтобы добиться своего.
Нет, черт возьми, видимо, они и в самом деле не подходят друг другу! Однако отказаться от Фрэнсис он не мог – это тоже было ему совершенно ясно. Так что же делать? Удивительно: он обладал бесконечным терпением в вопросах военной стратегии, но в том, что касалось Фрэнсис, его терпение иссякало мгновенно.
На память ему внезапно пришли слова настоятеля монастыря августинцев. Он говорил, что Фрэнсис отличается от всех женщин и будет отказываться принимать пищу из его рук, предпочитая летать свободной.
– Сама выбери, что надеть сегодня вечером, – угрюмо сказал Чарльз, показывая на яркие шелка и бархат, разбросанные по всей комнате и выглядывающие из сундуков и шкафов. – Я не буду тебе ничего советовать. Возьми то, что тебе нравится.
Скептическое выражение лица Фрэнсис чуть было снова не вывело его из себя. Выходит, она ему не доверяет? Впрочем, когда диких птиц ловят, они клюют руку, протягивающую им пищу, и упорно отказываются привыкнуть к новому хозяину.
– Ты уверен, что сможешь удержаться? – насмешливо спросила она. – Ты не будешь настаивать, чтобы я надела один из тех железных корсетов, которые только и ждут, как бы сломать чьи-нибудь ребра?
– Сомневаюсь, что моя сестра держит такие корсеты, и я ни на чем не настаиваю. – Чарльз поднял обе руки в знак того, что сдается. – Если тебе нравится, можешь отправиться на бал вообще голой, хотя я бы тебе не советовал: мужчины будут досаждать тебе всю ночь.
– Хорошо. – Она встала и важно кивнула ему. – Оставь меня, и я решу, что мне надеть.
Чарльз все-таки вышел из себя – его разозлило, что она отсылает его, как ребенка, чье мнение никого не интересует. Чтобы показать, кто здесь хозяин, он схватил Фрэнсис за гибкую талию и нашел ее губы. Но она осталась холодна и никак не откликнулась на его поцелуй, что разъярило его еще больше.
Хлопнув дверью, Чарльз выскочил из комнаты и, чтобы справиться с раздражением, пошел на задний двор, где располагались клетки с ловчими птицами, принадлежащими его зятю. Общение с соколами всегда действовало на него умиротворяюще – недаром он привык обсуждать свои проблемы с Арктурусом. Поскольку Арктуруса здесь не было, он обратился к самому старому соколу графа, царственной птице, сидевшей на своем насесте с закрытыми глазами.
– Ты только представь, что вытворяет эта женщина! В течение многих лет у нее было маловато денег на наряды. Я хотел порадовать ее, завалить этими шелками, зная, как женщины любят их. И что же? Она отказывается. Да еще объясняет мне, что женщины, которым нравятся тряпки, просто-напросто овцы!
Птица открыла один глаз и серьезно, не моргая, посмотрела на него, словно и вправду интересуясь его историей.
– Ладно, ладно, не совсем так. Это относилось не ко всем туалетам, а только к фижмам.
Чарльз погладил птицу по спинке и подумал, что трудность с туалетами – не самая главная трудность в его жизни. Ему еще повезло, что Фрэнсис согласилась вообще поехать на бал. Даже если ей захочется надеть свою старую блузку, она хотя бы будет там присутствовать.
Гораздо больше его волновало, как Фрэнсис станет вести себя в изысканном обществе. Не выкинет ли она что-нибудь необычное, особенно если почувствует недоброжелательное к себе отношение?
– Милорд, – прервал его раздумья чей-то голос, – мне очень жаль беспокоить вас, но нам нужна ваша помощь в птичнике Уайтхолла.
Чарльз обернулся и увидел своего помощника.
– Роберт, я и не слышал, как ты подошел. Что случилось?
– Любимый королевский сокол попал в беду. Пожалуйста, поспешите, милорд.
Чарльз вскочил на ноги, приказал оседлать лошадь и поскакал в Уайтхолл, только по дороге вспомнив, что следовало бы предупредить Фрэнсис. Впрочем, он не сомневался, что вернется вовремя, чтобы сопровождать ее на бал. Ей даже необязательно знать, что он уехал.