По дороге во дворец в его голове вновь и вновь возникала одна и та же мысль. Однажды он уже позволил чувству, именуемому любовью, завладеть им и управлять его разумом. Но больше он этого не допустит. Все эти расслабляющие чувства, которые превращают человека в безвольную тряпку, следует оставить женщинам. Да, он хочет жениться на Фрэнсис и обладать ею, но не собирается влюбляться в нее.
– Барон Милборн, вы опять опаздываете! – такими словами встретила его Фрэнсис, когда через несколько часов он вернулся в дом своей сестры. – Где вы пропадали, хотела бы я знать?
Со скрещенными на груди руками, нетерпеливо постукивая ножкой в мягкой туфле, она гневно смотрела на него с верхней ступеньки лестницы.
– Я буду готов через пять минут.
Чарльз прошел мимо нее в свою комнату, с трудом сдерживая раздражение, но злился на этот раз на себя. Неудовольствие Фрэнсис можно было понять. Углубившись в свою работу, он начисто забыл о бале и, очевидно, не вспомнил бы о нем, если бы его помощник, вернувшись с ужина, не начал рассказывать о том, какие нарядные гости собираются в банкетном зале королевы. Проклятье! Чарльз бросился в Уинфорд-Хаус, ожидая увидеть там разъяренную Фрэнсис.
Она действительно была разъярена и довольно бесцеремонно последовала за ним в его комнату.
– Мало того, что я согласилась поехать на это дурацкое сборище, так теперь мы к тому же опаздываем и все будут глазеть на нас! – набросилась она на него, как только за ним закрылась дверь. – А я ненавижу, когда на меня глазеют! Ненавижу даже больше, чем всю эту мишуру. И больше… чем надевать летом туфли, вместо того чтобы бегать босиком.
Это ее сравнение чуть было не заставило Чарльза улыбнуться, но он сдержался и только покосился на низкий вырез ее платья.
– Я должен был поехать во дворец, – проворчал он. – Сломанное крыло не могло ждать.
Стоило ему упомянуть о беде, случившейся с птицей, ее гнев моментально сменился озабоченностью.
– Сломанное крыло?! Боже мой! С кем же это случилось?
– С самым любимым королевским соколом. Я выправил крыло, но это потребовало времени.
– Спасибо небесам, что ты хорошо умеешь обращаться с птицами. Нет ничего хуже перелома основания крыла. Кстати, граф и твоя сестра уже уехали на бал. Они прислали карету обратно за нами, но, поскольку мы все равно опоздали, может быть, лучше остаться дома?
Чарльз покачал головой.
– Королева рассердится, мы не можем так рисковать. То, что мы опаздываем, уже плохо, но тут целиком моя вина, и я приношу тебе свои извинения.
Он извинился! Фрэнсис не могла поверить своим ушам, но вся ее злость мгновенно испарилась.
– Что же ты ничего не скажешь о моем платье? – Она покружилась перед ним, отчего ее пышные юбки взлетели и опустились с легким шуршанием. – Я не очень смахиваю на чучело?
Чарльз внимательно осмотрел ее.
– Гм-м-м.
Она выглядела ослепительно, как весна, но он заставил ее пережить минуту сомнения, сложив руки на груди и слегка склонив голову набок, словно решая, достаточно ли она хороша.
Перед его глазами возник образ пленительной лесной нимфы, которую он впервые увидел в Дорсете. Она выбрала шелковое платье неяркого зеленого цвета, которое шевелилось и шуршало при каждом ее движении. Чарльз заподозрил, что она обошлась без фижм – мягкая прокладка вокруг бедер поддерживала оборки и образовывала похожее на колокол облако. Шелковые нижние юбки выглядывали из-под подола, как зеленая поросль из-под деревьев, приоткрывая вышитые шелком голубые левкои.
Бархатный лиф платья был такого глубокого зеленого цвета, что напомнил Чарльзу листья старого дуба, обрамленные золотом. Поблескивающая на свету вышивка подчеркивала волшебную прелесть фигуры Фрэнсис. Лиф облегал холмики ее грудей и гибкую талию плотно, как перчатка. Вырез был таким низким, что Чарльз с трудом удержался от соблазна прижаться губами к ее груди.
Чарльз так ничего и не сказал, но Фрэнсис по его глазам поняла, какое впечатление произвел ее наряд, и улыбнулась.
– Пожалуйста, посмотри на мои волосы, – потребовала она. – Ты настаивал, чтобы я заплела их. Соответствует ли моя прическа вашим меркам, господин барон?
Косы Фрэнсис с вплетенными в них золотыми лентами были уложены вокруг головы. Когда она двигалась, ее волосы сверкали при свете свечей, а на лбу красовалась золотая диадема, украшенная одним-единственным изумрудом под цвет глаз. Диадему венчали два белоснежных журавлиных пера, как у сказочных королев-фей.
– Одежда женщины выглядит лучше всего, когда усиливает желание мужчины снять эту одежду, – наконец изрек Чарльз и с удовлетворением отметил, что ее губы сложились в улыбку. Только тогда он заметил, что она подкрасила их поблескивающей помадой. Неудивительно, что эти розовые губы так возбуждали его…
– Почему бы тебе не спуститься вниз? Мне нужно умыться и переодеться, – хрипло сказал Чарльз, понимая, что еще немного – и он просто-напросто набросится на нее. – Через несколько минут я тебя догоню.
– Так, значит, я выгляжу надлежащим образом?
– Ты необыкновенна! Кавалеры будут затаскивать тебя в альковы и под лестницы, чтобы выпросить поцелуй. А кто-то может действовать и без спроса, так что будь осторожна.
– Только кавалеры? А ты?
Фрэнсис насмешливо посмотрела на него, и Чарльз вдруг почувствовал, что штаны стали ему тесны.
– Иди же скорее, – проворчал он. – Мы и так сильно опаздываем.
Оставшись один, Чарльз сумел справиться с напряжением, умылся и переоделся. Однако, когда он помог Фрэнсис усесться в карету, вожделение снова овладело им. Лукавые взгляды, которые она бросала на него, говорили о том, что она видит его страдания. Фрэнсис умышленно дразнила его и от души радовалась этой игре. Чарльз подумал, что в юности ей, видимо, было отпущено маловато времени для веселого девичьего флирта.
Ладно, пока она кокетничает с ним, это неопасно. Но на балу у королевы будет множество светских развратников и болтливых сплетниц, с которыми следует соблюдать осторожность.
– Фрэнсис, – сказал он, когда карета выехала за ворота Уинфорд-Хауса и повернула на улицу Стренд. – Я хочу предупредить тебя. Над нашей страной нависла угроза испанского вторжения; мужчины готовы сражаться, женщины нервничают. Ты не должна давать повода для того, чтобы развязались злые языки.
Ее глаза сразу стали холодными.
– Ты не уверен, что я буду вести себя как надо?
Чарльз прикусил язык. Разумеется, ей не могло понравиться, что он не вполне доверяет ей и не знает, как она будет вести себя в светском обществе. Впрочем, у него для этого есть основания. Раз она отказалась одеваться как все, то, вероятно, не пожелает и вести себя как все.
– Просто я не хочу, чтобы тебя обидели, – объяснил он. – Не обращай внимания, если услышишь что-то неприятное. Некоторые люди прикрывают свой страх наигранной веселостью, другие распускают сплетни. Через несколько дней наше королевство подвергнется мощному нападению испанцев. Никто не знает, чем все это кончится, и любое случайно брошенное слово или действие могут вызвать взрыв.
– Ты боишься, что сплетни обо мне будут справедливы?
– Ну, положим, мужчины наверняка придут от тебя в восторг, а вот женщины…
– По-моему, королеве я понравилась, – нахмурилась Фрэнсис.
– Это естественно. Ты оказала весьма ценную услугу ей и всей стране. Но при дворе задают тон фрейлины, а они, я думаю, не разделяют этих чувств.
– Я не буду бросать им вызов, не буду дразнить их. Ты, кажется, сказал, что я «необыкновеная»… Ведь ты употребил именно это слово?
Она, конечно, была необыкновенной, но в данном случае это не сулило ничего хорошего. Чарльз знал, что Фрэнсис бросит им вызов одним своим присутствием: ведь из них всех он именно ее выбрал в жены!