– Но ведь не вы платили за это, – напомнила ему Джорджина. – Это же было наследство вашей сестры.
– Моя сестра не имеет наследства!
Джорджина смотрела на него, не веря собственным ушам.
– Вы, конечно, шутите.
– Нет, не шучу, – ответил он, подходя с ней к пруду у подножия холма.
Несколько белых лебедей грациозно скользили по воде, придавая завершенность очаровательному пейзажу.
– Мне трудно поверить, что ваш отец никак не обеспечил Лэни, – сказала Джорджина, возвращаясь к теме разговора.
– Но это правда. Единственное распоряжение, которое он сделал на ее счет, это назначил меня ее опекуном.
– И вы говорите, что те деньги, которые вы посылали на содержание Лэни, шли из вашего кармана?
– Не я говорю, а это так и есть, – холодно отозвался он.
– Но нас убеждали, что она получила большое наследство от вашего отца, которое было под вашей опекой.
– Кого вы имеете в виду, говоря «нам»? Вас и вашего отца?
– Ну да, и Лэни тоже. Ей все время твердили это и бабушка, и мама.
Лицо Джастина стало еще мрачнее.
– Так, значит, Мелани думает, что помимо того, что я игнорировал ее все эти годы, я украл ее наследство, которого она никогда не имела?
– Даже хуже. Мать и ее родители внушили ей, что вы жестокий, безразличный человек и что вы уговорили вашего отца сделать вас опекуном, чтобы заполучить ее наследство.
– Я не только не уговаривал его сделать меня опекуном, я даже не знал об этом до его смерти. Если бы я знал о таком его намерении, то сделал бы все возможное, чтобы отказаться от роли, для которой, как вы, наверное, согласитесь, я очень плохо подхожу.
– Ну, возможно, не так уж и плохо, как я думала вначале.
Уважение Джорджины к Рэвенстону возрастало с каждой минутой.
Она улыбнулась ему, и он опять посмотрел на ее губы тем пылким взглядом, за которым обычно следовал поцелуй. При воспоминании об этом тепло разлилось по ее телу.
– Он также назначил меня опекуном моего брата, но этого я ожидал, так как опекал Генри уже много лет. Видите ли, мой отец не находил времени для своих детей.
– А как насчет вашего брата? Ваш отец ему что-то оставил?
Джастин посмотрел на нее, затем перевел взгляд на лебедей, затем опять на нее.
– Скромное наследство.
– Как это возмутительно – оставить наследство сыновьям и ничего не дать дочери!
– Согласен, – сказал Джастин, опять поразив Джорджину. – Но у него было две причины для этого.
– Какие же?
– Во-первых, Дортон еще раньше добился, чтобы отец подписал крайне щедрый брачный контракт. Этих средств должно было с лихвой хватить и мачехе, и Мелани. А во-вторых, отец ужасно раскаивался, что женился на дочери Дортона.
– Почему? – спросила Джорджина.
– Она была так похожа на мою мать, что он проникся нежными чувствами к ней при первом же знакомстве и через три дня сделал ей предложение. После свадьбы, однако, он понял, что, несмотря на внешнее сходство, эти две женщины разительно, отличаются по характеру и уму.
– И тогда он ничего не оставил дочери.
– На самом деле это ничего не меняло. Он умер в долгах, не имея даже денег для выплаты наследства Генри. Если бы Рэвенкрест и другие имения не были неотчуждаемы по закону, он бы, несомненно, потерял и их.
– Так после его смерти вы содержали обоих своих подопечных?
– Или думал, что содержал, – печально заметил он. – Я не возражал, хотя в первые два года было нелегко. После того, как мой отец умер и перестал выкачивать из имений все соки, мне понадобилось два года, чтобы поправить дела.
Джорджина смотрела на этого благородного мужчину с нескрываемым уважением и нежностью.
– А где сейчас Генри? – спросила она, двигаясь вдоль пруда.
– В моем беркширском имении, Вудхэвене. Я приобрел его полтора года назад, когда оно пришло в жалкое состояние. У Генри страсть к приведению таких имений в порядок, и он уже проделал там огромную работу, хотя еще не совсем закончил.
– А что он будет делать, когда закончит?
– Он может или оставить его себе, или продать, а на вырученные деньги купить еще одно разоренное имение, чтобы приводить его в порядок. Как уж он захочет.
Несколько минут они гуляли вокруг пруда молча, потом Джорджина задумчиво сказала:
– Мне кажется, дед и бабка Лэни боялись, что вы будете настаивать на своих правах опекуна, а Лэни будет рада вырваться из Дортон-Холла.
– И тогда они потеряют свой богатый источник дохода, – с горечью добавил он.
– Именно. И поэтому они приложили все силы, чтобы изобразить вас в самом черном цвете.
– И им это великолепно удалось.
– Да, удалось.
– А что ответила Мелани, когда вы передали ей о моих письмах и карманных деньгах?
– Я не сказала ей. Я просто спросила ее, получала ли она когда-нибудь от вас письма или деньги. Я считаю, что вы сами должны рассказать ей правду. – Она улыбнулась ему. – Ну как, не пойти ли нам домой?
Когда они с Джиной вошли в дом после прогулки, Джастин проклинал себя за то, что проводил так мало времени с сестрой. Если бы не это, то он обязательно узнал бы о двуличии ее деда и бабки.
Джина отвлекла его от грустных размышлений.
– Да, забыла вам сказать, папа пригласил одного друга пообедать с нами завтра. Я уверена, что вы найдете его общество приятным, ведь наша компания в последнее время не отличалась разнообразием.
– Она совсем не казалась однообразной, – возразил Джастин, причем абсолютно искренне. И в самом деле, он не мог припомнить, когда еще так интересно проводил время.
– Вам незачем мне льстить, – сказала она. – После того общества, которым вы наслаждались в Лондоне, мы, должно быть, кажемся вам очень провинциальными.
– Да вовсе нет! Я же говорил вам, что никогда не делаю незаслуженных комплиментов. Никогда. – Он улыбнулся ей. – А я знаком с вашим гостем?
– Думаю, нет, потому что он так же не любит Лондон, как и я, и все время живет здесь. Его зовут Роджер Чедвик.
«Я еще не совсем отказался от надежды, что Роджер сможет убедить Джорджину выйти за него», – вспомнилось Джастину. Он пристально посмотрел на девушку, но ее лицо оставалось безмятежным.
– Имение его отца здесь поблизости.
– Насколько близко? – спросил Джастин, едва не заскрежетав зубами.
– В нескольких милях. – Чертовски близко!
– Роджер – приятный человек, – продолжала Джорджина. – Я уверена, он вам понравится.
«А вот это вряд ли!» – мрачно подумал Джастин.
17
Когда Джастин вечером спустился к обеду, в гостиной была только Мелани. Увидев его, она хотела было встать с дивана, но он сказал:
– Пожалуйста, сиди.
Устроившись в кресле напротив нее, он сжал ее руки в своих ладонях. Она удивленно подняла на него глаза.
– Мелани, мисс Пенфорд сказала мне, что ты никогда не получала ни писем, которые я тебе писал, когда ты жила с дедушкой и бабушкой, ни карманных денег, которые я тебе присылал. Это правда?
Ее изумленное выражение было само по себе достаточно красноречивым ответом. Да будут прокляты эти люди за свою жадность и лживость!
Когда Мелани опять обрела способность говорить, она спросила, запинаясь:
– Ч-что... что ты мне писал?
– Помимо всего прочего, я спрашивал, как тебе нравится в Дортон-Холле, и, если нет, предлагал подумать, где тебе хотелось бы жить.
На ее лице отразилось сначала изумление, потом сомнение.
Джастин мягко сказал:
– Поскольку во всех письмах, которые я от тебя получал, ты говорила, как хорошо тебе в Дортон-Холле, и просила, чтобы я не забирал тебя оттуда, я даже не представлял, что все может быть по-другому.
Ее глаза наполнились слезами.
– Бабушка говорила мне, что писать, а я только повторяла ее слова.
– Но почему же ты так покорно слушалась, почему ни разу не написала мне правду?
– Я тебя боялась.
– Но почему? Что плохого я сделал, чтобы заслужить к себе подобное отношение?
– И бабушка, и мама рассказывали мне, как ты ужасно обращался со своей женой. – Мелани поежилась.