Нэнси застыла.
– Вроде того, которое имели когда-то мы с тобой? – Напряжение в ее голосе убедило его, что она действительно ревнует к Джине.
– Да. Скажи ей, что я буду очень щедрым.
– А тебе не пора задуматься о женитьбе, чтобы родить наследника, вместо того, чтобы подыскивать очередную любовницу? Тебе сколько сейчас, тридцать семь?
– Тридцать шесть, и ничто меня не заставит снова жениться. – Одна мысль об этом заставила его челюсти судорожно сжаться. – Мне и одного раза было слишком много. Я с удовольствием передам мой титул и состояние моему младшему брату Генри.
– Да, я помню, что Генри был для тебя почти что сыном. А где он сейчас?
– В Беркшире, он приводит в порядок заброшенное имение, которое я недавно купил. Обещай мне, что передашь Джине мое предложение.
– Передам, когда она опять ко мне заглянет, но я понятия не имею, когда это произойдет.
Джастина не устраивал такой ответ. Насмешливое выражение лица Нэнси вызвало его подозрение. Не особенно доверяя ей, он требовательно сказал:
– Обещай мне, что передашь это при вашей ближайшей встрече. Я могу на тебя положиться?
– Да, можешь. – Нэнси выглядела так, словно радовалась какой-то одной ей известной шутке. – Я не меньше тебя хочу услышать ее ответ.
Джорджина никак не могла сосредоточиться на огромном, похожем на клинок, зубе доисторического животного, описанием которого она занималась в кабинете своего отца. В ее мысли постоянно вторгался незнакомец с резким смуглым лицом и глубоко посаженными карими глазами, и чем больше она старалась забыть его, тем настойчивее он всплывал в памяти.
В дверях кабинета появился дворецкий.
– Вечерняя почта пришла, мэм. Там есть для вас письмо.
Джорджина положила необычный зуб на стол и взяла письмо. По неразборчивому почерку она сразу же поняла, что оно от сестры Рэвенстона, леди Мелани Александер, уже второе письмо за последние дни.
Джорджина поспешно сломала печать и вскрыла письмо. Чернила были в нескольких местах размыты каплями слез. Стоило ей разобрать наконец эти ужасные каракули, как ее сердце наполнилось жалостью к несчастной девочке.
– Судя по всему, тебя расстроило это письмо.
Джорджина подняла глаза. В комнату вошел отец. Она улыбнулась, радуясь, как всегда, его приходу.
– А я и не знала, что ты уже дома, папа.
– Я только что вернулся. – Он кивнул на листок в ее руке. – Кто это тебе пишет?
– Лэни Александер. Бедняжка ужасно несчастна в этой жуткой школе, куда ее поместил брат. Она грозится убежать, если он немедленно не заберет ее оттуда.
– С Рэвенстоном такая тактика не сработает, – заметил ее отец. – Это могло бы подействовать на ее бабушку и деда, но я бы не советовал ей пытаться повлиять таким образом на своего опекуна.
– Но ты ведь не можешь сочувствовать этому ужасному человеку?
– Я знаю Рэвенстона более пятнадцати лет и очень уважаю его. Ему не позавидуешь, на него свалилась ответственность за девочку школьного возраста, которую он едва знает.
Джорджина немедленно бросилась на защиту Лэни.
– Это не ее вина, что они чужие друг другу, папа. Рэвенстон никогда не делал попыток узнать ее получше.
– Если даже и так, ей следовало бы адресовать свои жалобы ему, а не тебе. – Отец подошел к столу.
– Не сомневаюсь, что он игнорирует ее письма так же, как он проигнорировал мое письмо к нему. Просто не знаю, что делать. Будет напрасным трудом писать ему еще раз, если он не ответил на мое первое письмо, хотя бы из обычной вежливости.
– Да нет, он ответил. – Отец вытащил из кармана конверт. – Вот его ответ. Он сам вручил мне его.
– А он не сказал, почему ему потребовалось три месяца, чтобы собраться написать мне?
– Рэвенстон не такой человек, чтобы объяснять свои поступки.
Джорджина сломала печать на письме графа. Его уверенный почерк было гораздо проще читать, чем почерк его сестры. Но когда Джорджина ознакомилась с содержанием письма, она чуть не задохнулась от гнева. Называя ее сующей нос не в свое дело особой, он горячо отрицал ее обвинения в пренебрежении своими обязанностями опекуна.
В заключение сего страстного послания Рэвенстон советовал Джорджине найти какое-нибудь более полезное применение своей кипучей энергии и не портить жизнь других людей вообще, и его в частности.
Вне себя от ярости, Джорджина подняла глаза от бумаги, чувствуя стыд от того, что на какое-то время посчитала этого непрошибаемого, безразличного к сестре человека привлекательным.
– Его ответ тебя, по-видимому, не устроил, – заметил ее отец.
– Этому болвану в высшей степени все равно, что Лэни несчастна в Академии леди Недлейн. Как можно было помещать такую умную девочку в эту скучную школу, где хотят только одного – превратить ученицу в безмозглую куклу, покорную мужу!
– Но ведь именно ради этого родители из знатных семейств платят целое состояние, чтобы послать туда своих дочерей.
– Слава Богу, что вы с мамой поступили иначе, – с чувством произнесла Джорджина. – Мне было бы там так же тоскливо и плохо, как и Лэни. Она пишет, что, по мнению леди Недлейн, самое важное для учениц – научиться вышивать хорошенькие салфетки. И как только Рэвенстон мог думать, что Лэни там понравится?
– Скорее всего, он считает, как и большинство мужчин, что умственные способности женщин ограничены.
– Это только показывает, как не умен он сам!
– Если бы ты знала его жену, то, возможно, не судила бы его так строго.
– Возможно, я судила бы его еще строже, если бы стала на точку зрения его жены, – возразила Джорджина. – Только представь, если бы ты слышал, как жалуется на тетю Маргарет ее безумный муж, разве ты бы не решил, что ему очень не повезло с женой?
– Мое мнение о леди Рэвенстон основано не на рассказах ее мужа, а на моих личных впечатлениях. Я не припомню, чтобы Рэвенстон когда-либо плохо отзывался о ней.
– Видимо, он игнорировал ее так же, как сейчас игнорирует Лэни. Ему следовало бы сделать то, что вы с мамой сделали для меня – нанять для Лэни учителя.
– Сомневаюсь, чтобы он разделял наши радикальные взгляды на обучение молодых женщин. Вспомни, как все были шокированы, когда мы наняли Гарета.
Джорджина весело рассмеялась.
– Ну да, все были уверены, что он соблазнит меня. Какая глупость! Я узнала от Гарета намного больше, чем от всех моих гувернанток вместе взятых. Хотя их вряд ли можно за это винить, – поспешно добавила она. – Эти бедняжки не могли научить меня тому, чему сами никогда не учились.
Ее отец взял в руки зуб, лежавший на столе.
– Где ты это раздобыла, Джорджи? Я никогда еще не видел такого огромного зуба.
– Мистер Мортон нашел его в Оксфордшире. И послал мне, надеясь, что я смогу его идентифицировать.
– И ты смогла?
– Я почти уверена, что он принадлежит доисторическому животному, которого доктор Паркинсон называет мегалозавром.
Когда отец положил зуб обратно на стол, Джорджина опять взглянула на сердитое письмо, которое держала в руке.
– Рэвенстон ясно дает понять, что не позволит Лэни жить ни с нами, ни с ним.
Ее отец взглянул на нее со странной улыбкой.
– Возможно, если бы ты попыталась убедить его лично, он мог бы согласиться.
Необычный блеск в его глазах озадачил Джорджину.
– Я всегда находил Рэвенстона очень разумным человеком. Владея всеми фактами, он в состоянии принять правильное решение.
«И это даст мне возможность увидеть его еще раз». Откуда взялась эта мысль? Как будто ей не все равно! Но внутри у нее все пело от предвкушения этой встречи.
Вне всякого сомнения, Рэвенстон не предполагает, что какая-то женщина, какой бы ведьмой он ее ни считал, посмеет настаивать на своем. Ну что ж, Джорджина покажет ему, что ее не так-то легко запугать. На этот раз она схлестнется с Рэвенстоном лицом к лицу. И он не скоро забудет эту встречу.