Понимая, что дальнейшего пребывания в этой компании просто не выдержу, стала молиться всем известным лифтовым богам, и через несколько мучительно долгих мгновений меня все же услышали. Кабинка остановилась, а потом… А потом моргнул свет, но створки даже не подумали разъехаться.
– Не-не-не-не-не… — прошептала в панике, понимая, что смерть от сердечного приступа в кабинке лифта в восемнадцать лет в компании двух слуг Мефистофеля не являлась пределом моих мечтаний.
И лишь тогда, когда уже успела представить момент, как Александр Николаевич на моих похоронах произносит скорбную речь о том, что «Маша была хорошей девушкой, больше всего мне нравилось доводить ее до предынфарктного состояния, а один раз я немного перестарался, и теперь мы здесь…», двери открылись.
Кажется, момента счастливей этого в моей жизни не было давно. Да я, кажется, вообще очень мало знала о счастье до прошлой недели.
О том, как со стороны выглядел побег, старалась не думать. Даже прощальное пожелание удачной гребли от Александра Николаевича не смогло вывести меня из состояния полной гармонии с собой. Все же осознание того, что один посланник ада гораздо лучше двух, потрясающе грело душу.
К счастью, кроме Ксерокса дома никого не оказалось. Это спасло от очередного раунда восхваления Антона. Усадив парня на диван в большой комнате, пошла переодеваться, предварительно предупредив, что одно неловкое движение заставит меня вышвырнуть его из квартиры. Не знаю, насколько угроза была правдивой, но говорить старалась с максимальной уверенностью в голосе. Для пущей серьезности даже принесла Ксерокса, устроив им с гостем очную ставку. Все же ввиду последних событий кот мог считаться довольно серьезным орудием для устрашения.
Приведение себя в божеский вид заняло не больше десяти минут, однако Антону хватило этого для того, чтобы зомбировать продажного кота. И теперь животное милейшим образом лежало на коленях парня, довольно помуркивая.
Если вспомнить поведение зверя дома у Александра Николаевича и сложить с нынешним, то слова Елизаветы Макаровны уже не звучат столь абсурдно, а вариант того, что Ксерокс играет отнюдь не за команду светлых, становится вполне реальным.
– Я готова, – проговорила, наблюдая за тем, как котяра перевернулся, позволяя Антону прикоснуться к святая святых – царскому животу.
– Уверена? – зачем-то спросил парень.
Нет, я не была уверена, потому что желание взять с собой папин спасательный жилет для рыбалки балансировало на грани.
– Может, лучше дома посидим? Ты меня немного помучаешь, а потом разойдемся с миром? – вместо ответа поинтересовалась с надеждой.
– Значит, готова, – вновь не в тему резюмировал парень и, переложив на диван недовольного такой утратой внимания к собственной величественной персоне Ксерокса, поднялся на ноги. – Поехали.
Я хотела предпринять еще одну попытку по собственному спасению. Например, предложить взять вместо меня кота, который явно бы не отказался от возможности провести пару лишних часов в компании Антона. Его бы даже страх перед водой не остановил! Но одного взгляда хватило для того, чтобы понять, что парня ничто не остановит. Даже если я вдруг решу приковать себя наручниками к батарее. Ничего, поедем с батареей. С кем не бывает.
К моему удивлению, в подъезде нам не встретился Александр Николаевич, радостно махавший веслом в знак поддержки гребли, как вида спорта, а на лавочке не обнаружилось Елизаветы Макаровны. Видимо, женщина получила достаточное количество информации и теперь занималась ее переработкой в дворовые сплетни. Ну или в текстурах застряла, когда пыталась материализоваться на «точке воскрешения». Это если теории преподавателя верить. Ему все-таки видней.
До лодочной станции мы доехали, стараясь общаться, как нормальные люди. Антон пытался задавать вопросы, которые не пробуждали во мне желание убивать, я же пыталась отвечать так, чтобы не провоцировать его те самые вопросы генерировать. В общем, сплошная гармония.
Ужас появился лишь тогда, когда мы действительно приехали на озеро, где действительно обнаружилась пристань.
– Красненькая или синенькая? Какую выберешь, Маша? – спросил мой личный несостоявшийся Морфеус.
– Красненькая, – ответила, как и полагается девушке.