Следующий удар я перехватил. В моих пальцах застыла чья-то ладонь, а потом она отъехала.
Я кое-как разомкнул глаза…
Белые облака. Синее небо, которое чуть правее обрезано нависающими чёрными скалами. Крики чаек.
Где-то шумит прибой…
Я люблю море. И это был бы рай, если бы не жуткая боль, охватившая всё тело.
Мышцы болят, как будто я самое малое разгружал капитский космический крейсер, вернувшийся из колонии. Кожа горела, и ласковое солнышко, маячащее в небе на краю зрения, причиняло ещё больше боли.
— Я… — прохрипел я, а потом схватился за собственное горло. Да вашу псину, у меня болит всё!
Кое-как повернув голову на скрипящей от боли шее, я посмотрел на того, кто меня бил. Ключевец… Не «уголёк», а собственной персоной диверсант.
Он сидел на заднице, положив локти на колени, и со скукой рассматривал поцарапанные пальцы. С невзрачным лицом, нос с горбинкой, блёклые глаза. Один заплыл, правда, от синяка.
Ключевец тоже был весь побит, как собака. На нём висела какая-то полуобгоревшая рванина, когда-то бывшая солдатской формой. Впрочем, скосив взгляд вниз, я понял, что сам одет не лучше. Но моя рванина была когда-то гвардейской формой, не обычный же безлунь.
— Ну, это… — Ключевец, подвигав шеей, поморщился, — Тебе спасибо, что человеком сделал. Но я тоже спас тебе жизнь.
Я повернул голову дальше, осматривая округу.
Слева был океан. Мы лежали на широкой каменной площадке, чуть утопленной в нише скалы. Ниже покоилось нагромождение камней и валунов, и над ним иногда подлетали солёные брызги — где-то там бьёт прибой.
Получается, Ключевец мало того, что вытащил меня из моря, так ещё и сюда затащил? То-то и пальцы у него сорваны, и у меня спина вся горит не только от ожогов.
И всё же… Кхм… Я умел быть благодарным.
— Спасибо, — просипел я, с мучением выдавливая каждый звук.
— Мы в расчёте, я думаю, — он коснулся глаза и зашипел, — Сгинь моя луна!
Справа над нами возвышались отвесные скалы. Моё подсознание уже догадалось, что нам придётся штурмовать эту неприступную высоту, но я задвинул мандраж куда подальше. Для начала надо зализать раны…
Привстав на локтях, я с трудом сел. Да, мне больно, всё тело одна большая рана, но главное было другое — я жив.
И кирпича нет. Полная свобода в нижних чакрах даже пьянила. Жалко, энергии ноль, я выжат досуха, и даже странно, что меня не вывернуло наизнанку.
Оракульная чакра светилась золотым, хотя и не была такой большой, как у тех оракулов, в которых я вселялся. А ещё чёткие небесные… Первая у затылка чёткая, вторая поразмытее, а верхнюю почти не вижу, но уже есть над чем работать. Как псионику, мне было непривычно, что чакры открываются снизу вверх, но раз уж такие законы в этом мире, так и быть.
Плохо было одно — энергоконтуры, по которым обычно струилась энергия, была почти все надорваны. Даже если я накоплю силы, не смогу работать в полную мощь. Иначе окончательно надорвусь, да и спалю себя заодно.
И всё же интересно, какого ранга я могу достичь? Царь тогда назвал меня Магом Второго Дня… и это было с кирпичом в третьей чакре. Сейчас я чист.
Чист…
Меня охватило волнение. Если Магия Вето исчезла, не значит ли это, что воля Незримой ослабла?
Непроизвольно я вскочил. Чуть не упал, пошатнувшись, уцепился за скалу, но устоял.
Я запрокинул голову, оценивая скалу. Эвелина, слышишь меня⁈ Да твою ж Пробоину, надо спешить.
— Ты чего⁈ — пробурчал Ключевец.
Он так и сидел, ковыряя сорванные ногти, и, судя по его виду, ему вообще никуда не хотелось ни идти, ни лезть.
Я не ответил, захлопал по обгоревшим карманам. Ну же, ну… В моей ладони оказалась коробка из-под «вытяжки», размокшая, потом высохшая и почерневшая. Даже Ключевец подобрался, увидев находку, слегка округлил глаза.
Присев рядом с ним, я выбрал плоский камушек и на нём осторожно раскрыл коробку. Внутри, судя по всему, когда-то и оставалась таблетка, но теперь она покрывала ровным обгоревшим слоем всю деформированную внутренность.
Кое-как я отскрёб пожелтевший порошок, сделав небольшую кучку, расчертил коробком на две мизерные кучки. Это наши последние запасы. Подумав, я разорвал и сам коробок, половинку отдав Ключевцу.
— Твоя доля, — сказал я, потом слизнул остатки прямо с камня.
Морщась, я сожрал и оставшийся кусок коробки. Ну, во всяком случае, это лучше, чем армейская мазь-«высряжка». Там я бы лучше сдох на этих скалах, чем съел её.
Диверсант не стал из себя корчить невинную девицу и сделал то же самое.
— М-м-м, — он сунул останки коробка в рот, стал жевать, и даже улыбнулся, — Завтрак из бумаги на берегу моря…
Я усмехнулся и снова улёгся на камни, сложив пальцы на груди. Осталось подождать, когда жалкие остатки «вытяжки» подействуют, а потом будем спасать мир.
— Может, всё-таки расскажешь, кто ты? — спросил я, — А то мы расстались слегка… кхм… эмоционально.
Глава 5
Взрослеющий
Вячеслав тоже был внебрачным сыном Рюревского, государя Красногории, и прекрасно знал об этом. Его мать, Полина Ключевец, была Избранницей.
— Избранницей? — услышав это, я привстал на локте.
— Почему тебя это удивляет?
— Моя мать… кхм… то есть, моего… — я поджал губы, — Анжелика Ветрова тоже была Избранницей. Именно она вроде как наложила Чёрную Хворь на Царя и его сына… Ну, после уничтожения Борзовых.
— Вроде как, — усмехнулся Вячеслав, — Поверь, с Избранницами всё несколько сложнее. Я видел тебя с одной из них, но много ли ты о них знаешь?
Я прищурился и покачал головой. Эвелина, насколько я понял, несколько выбивалась из стройных рядов будущих жён Последнего Привратника.
Со слов Эвелины я думал, что Избранницы только и занимаются, что путешествуют по миру в поисках того самого мужа. Но всё оказалось немного менее романтичным.
Ключевец оказался хорошим рассказчиком, и мне почти не понадобилось задавать вопросы. Он точно знал, что мне многое может быть неизвестно, и сразу прояснял некоторые вещи.
Монастырь Избранниц, оказывается, принимал в свои стены только пустых представительниц Лунных Родов.
— Как это не жестоко звучит, обычные безлуни даже чернолунникам не нужны, — усмехнулся Вячеслав, сказав с лёгкой ненавистью, — Красногория, как она есть.
Я улыбнулся, чувствуя, как искренне этот оракул переживает за обычных Безлунных.
Как это Царь тогда назвал? Великолунская ложь? В этой лжи я узнавал революционные мысли из глубокой истории нашей Свободной Федерации…
— Вообще, магов можно понять… — продолжил Ключевец.
Появление Пустого в магической семье никогда не было счастьем. Лишь очередным звоночком, что «все мы смертны». Ведь если Пустые часто рождаются, значит, Род вскоре может потерять лунную кровь. С ней и благородный статус Лунных, а вместе с этим и множество привилегий.
Конечно, потеря магической крови была ещё не концом света. Род мог продолжать вольную жизнь и в статусе Подлунных, доживая остатки былых заслуг и богатства. Подлунные иногда вполне могли рождать сильных магов, и в любом случае пополняли ряды и Царской Гвардии, и Армии в обмен на то, чтобы оставаться Подлунными.
Но это касалось мужской части семьи…
С женской же было всё не так радужно — у девушек, не обладающих магией, было не много способов быть полезными Царскому Двору. Замуж Пустую никто брать не спешил…
Настоящим спасением для вырождающихся Лунных Родов был Монастырь Избранниц. И тому было несколько причин.
То, что девушка становилась монахиней, не делало её узницей на всю жизнь — через несколько лет она возвращалась в лоно семьи. Все знали, что, даже выйдя из монастыря, Избранница оставалась связана с ним, возможно, даже теснее, чем со своими родными.
В общем-то, никого это не пугало. Потому что плюсы перевешивали.
Никто не знал, почему, но Избранницы часто становились фаворитками властных и могучих персон из Великих Родов. Возможно, их чему-то обучали в монастыре, а возможно, это как-то поднимало статус самих властителей.