— Наверняка это кошка, глупая девчонка, — говорит она себе вслух, и привычный звук ее голоса придает ей храбрости.
Чтобы доказать, что она существо разумное и ничего не боится, она встает и подходит к двери. Однако, положив руку на задвижку, мешкает и сглатывает ком. В горле совершенно пересохло. Она открывает дверь как можно тише. За дверью в коридоре кромешная темнота и явственно ощущается сквозняк. Эстер нарочно смотрит по сторонам, хотя ее глаза ничего не различают в угольной черноте, в пустоте, из которой может выскочить что угодно. По коже бегут мурашки, она разворачивается, чтобы вернуться в комнату, и в этот самый миг у ее правого локтя возникает фигура. Эстер вскрикивает, затем при свете, падающем из спальни, видит блестящие черные глаза и черные волосы.
— Кэт! Господи, вы меня до смерти напугали! — Она нервически смеется.
— Прошу прощения, мадам, я не хотела. Я принесла вам кофту, — говорит Кэт, протягивая длинное вязаное одеяние, от которого разит камфарой.
— Спасибо, Кэт, — говорит Эстер. Сердце у нее колотится.
Кэт стоит, спокойно рассматривая ее. Эстер бросает на нее взгляд и снова ощущает смущение.
— Что вы там делали в темноте? Почему не взяли лампу, не зажгли свет? — спрашивает она.
Кэт моргает и внимательно смотрит на нее.
— Я хорошо вижу в темноте, — отвечает она.
— Черная Кошка, — бормочет Эстер прозвище, которое само, незваное, срывается с языка. Она видит, как замирает Кэт.
— Где вы это слышали? — резко спрашивает девушка.
Эстер нервно глотает.
— Э… нигде, простите, Кэт. Я не хотела… Спасибо, что принесли кофту. Вы, пожалуйста, тоже идите спать. Мне больше ничего не понадобится, — поспешно произносит она.
— Я еще принесу какао, которое вы просили, как только оно будет готово, — возражает Кэт.
— Ах да, конечно. Конечно. Спасибо, Кэт. Простите. — Эстер возвращается в спальню, сама не зная, за что извиняется.
Кэт так и стоит в темном коридоре, когда Эстер закрывает за собой дверь спальни.
Вскоре после этого возвращается Альберт, и выражение лица у него весьма отстраненное. Он неуверенно поглаживает по плечу Эстер, бросившуюся к нему в объятия в тот миг, когда он входит в комнату.
— Альберт, как я рада, что ты пришел, — произносит она, уткнувшись ему в грудь.
— Ты здорова, Этти?
— Да-да. Это просто… из-за грозы. Меня напугал гром, когда я возвращалась домой, вот и все, — говорит она, задыхаясь. — Мне пришлось выпить какао, чтобы согреться.
— Ну, успокойся, нечего бояться. Как говорит святой Павел: «Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими — огонь пылающий».[2] В дующем ветре обитают живые духи, ангелы Господни направляют грозовые облака, а могучий раскат грома, может быть, и являет собой колебания воздуха, как уверяют нас ученые мужи современности, но он все же больше того — это глас самого Господа!
Альберт улыбается, его глаза горят. Эстер улыбается ему в ответ, не зная, что на это отвечать.
— Пойдем в постель. Сегодня такой холодный вечер, — говорит она.
— Хорошо. Уже поздно, я не буду долго читать.
У него такая привычка: он читает Писание хотя бы по полчаса каждый вечер перед сном, спокойный, сосредоточенный, словно школьник, который знает, что его ждет контрольная.
Когда Альберт наконец закрывает книгу, кладет сверху очки и перемещает все на столик возле кровати, Эстер улыбается. Он выключает лампу, укладывается пониже, сплетает пальцы на груди. Но глаза у него открыты. Эстер не гасит свою лампу, она лежит, глядя ему в лицо. Гроза стихает, однако ветер все еще дует, с силой швыряя дождь в оконное стекло. Комната, освещенная одинокой лампой Эстер, похожа на уютный кокон, защищающий от бури и тьмы. Может быть, из-за этого, а может быть, из-за страха, пережитого вечером, Эстер чувствует острую потребность в утешении. Она изнемогает от желания, чтобы муж коснулся ее, обнял. Она всматривается в его гладкое лицо, в теплый отсвет на коже, посмуглевшей от частого пребывания на воздухе.