Стоило мне увидеть это сморщенное, но по-прежнему строгое лицо, как воспоминания нахлынули гигантской волной, грозя поглотить меня не на одну минуту. Баба Аня никогда не была добренькой и милой и пугала нас с Дашкой порой похлеще родной бабушки, но мы всегда радовались ее визитам, потому что они означали очередную увлекательную историю и новую загадку, ответ на которую предстояло найти зашифрованным в сказках.
Теперь-то я понимаю, что дружба тогда еще относительно молодой Вероники Зеленцовой и, похоже, вечно древней Митюшкиной должна была выглядеть странно, и наверняка их связывало нечто иное, но кто в детстве задается подобными вопросами?
Впрочем, судя по степени суровости на лице бабы Ани, узнать всю правду мне не светило и сейчас.
Если честно, я вообще думала, что она вот так посверлит нас глазками-бусинками, утонувшими в складках и морщинах, да захлопнет дверь перед нашими носами. Но вместо этого баба Аня молча отступила в сторону и замерла, ожидая, когда мы пройдем в квартиру.
Я растерянно покосилась на Ковальчука, тот ответил мне решительным взглядом, и мы дружно шагнули вперед.
Дверь за нашими спинами закрылась так же бесшумно, как открылась.
В квартире пахло сладостями и старостью. В голову полезли сказки о ведьмах и пряничных домиках, но я быстро взяла себя в руки. Это уж точно выдумка, а бабу Аню я знаю… Ну, вроде как.
По-прежнему не издавая ни звука, она провела нас в полупустую, освещенную не хуже стадиона во время матча комнату, в которой из мебели обнаружилось только пять кресел, стоящих вокруг странного шестиугольного стола, сама уселась в ближайшее и жестом предложила и нам не стесняться.
— Вы меня, наверное, не помните, — осторожно начала я, ерзая на невероятно жестком сиденье. — Я…
— Помню.
А голос ее не изменился. Такой же пугающий, но стоит его заслышать — и хочется еще и еще.
— Софья Зеленцова. — Баба Аня помолчала. — Ты выросла.
За двадцать-то с лишним лет? Надо полагать.
И снова тишина. Я незаметно пихнула в бок Ковальчука, а то расселся тут, и он резко выпрямился и прочистил горло.
— Эм, простите, что так поздно, на…
— Не прощаю, но тебе все равно.
Вот нравится же ей ставить людей в тупик. Шеф моргнул, но взял себя в руки и продолжил:
— У нас есть пара вопросов о ваших сказках и загадках.
— Нет, — внезапно выдала старуха.
— Что? — опешил Ковальчук.
— Ты молчи. Пусть она спрашивает, что хочет, — кивнула она на меня. — Так быстрее до сути доберетесь.
Шеф открыл и закрыл рот. Откинулся на спинку кресла и, повернув ко мне хмурую физиономию, замер в ожидании.
— Что…
Я честно собиралась спросить про сказки. Про артефакты, про то, знает ли баба Аня, что творится в том числе и в ее городе. Но язык выдал нечто совершенно иное, возмутив Ковальчука и развеселив старуху.
— Зачем вы нянчились со мной в детстве?
— Хорошая выросла, — протянула она. — Не испортила тебя Вероника, не задурила мозг. И Витька ее неугомонный, кровопивец малолетний, не превратил в свое подобие.
— И все же…
— А просто так. — Баба Аня неожиданно искренне улыбнулась, отчего вновь стала похожа на мое о ней воспоминание — милую бабушку из сказки. — Любопытно мне было, не каждый день брежатые рождаются.
Шеф тут же встрепенулся, но вмешиваться не стал, только уши навострил — они у него в такие моменты даже слега шевелятся, давно заметила.
— Кто такие брежатые?
— Ты знаешь.
— Ночные стражи, дневные стражи… — процитировала я, и баба Аня довольно кивнула. — Но чем я отличаюсь от других? Почему я настоящая?
Теперь она уже в отрытую смеялась — как-то натужно, тяжело, сотрясаясь всем телом, но все же.
— От каких, других? Вас, брежатых по пальцам можно пересчитать. А те, кого так называют — обычные недоучки да слабаки.
— Да, объясните же уже по-человечески! — не выдержала я. — Меня скоро тошнить начнет от всех этих намеков и недомолвок!
— Коза Вероника, — проворчала успокоившаяся старуха. — Перестаралась все же с опекой… Мол, незачем тебе знать. И другим незачем. Впрочем, нынче все брежатые таятся, даже если знают о своей сути, а уж коли тебе невдомек…
— Я сейчас драться начну, — буркнула я, — и на возраст ваш не посмотрю.
— Ладно-ладно, — замахала руками баба Аня. — Сама ж сказала, брежатые — это стражи. Хранители. Чего угодно. Не в невидимости ваша суть, как придумали эти идиоты-надзорники. Испоганили слово. Ваша суть в защите. Что к тебе попадет — никто не найдет.