Выбрать главу

— Денькович, взгляни-ка, что там на чердаке. А ты, Сергей, осмотри подворье, — приказал Уланов.

Зуев вышел во двор, и тут же утреннюю тишину раскололи автоматные очереди. Сергей вскочил в сени.

— Товарищ старший лейтенант, с гор спускаются бандиты! — вдруг подал голос с чердака Денькович.

Чекисты бросились к окну.

— Я, Сенькив и Ващук отходим к лесу, — сказал Уланов, — вы — следом за нами. Силы слишком уж неравные, но попробуем дать бой! А там соединимся и пробьемся.

Автоматы чекистов заговорили очередями. Отстреливаясь на ходу, Уланов, Ващук и Сенькив пробирались на окраину села, за которой метрах в двухстах начинался лес. Пули заставили их приникнуть к земле. Больше не было слышно автоматов Зуева и Деньковича. В село входила банда. «Зуев, милый Зуев, что же ты молчишь? Ну!!!»

Все. Теперь дорога отрезана. Вокруг гремели выстрелы. «Ти-у, ти-у!»

Уланов сказал, тяжело дыша:

— Ващук… мы тебя прикроем… а ты — двигай к лесу. Доберись к нашим, скажи… А мы вместе с Сеньковым обоснуемся вон в том сарае.

— Есть, — ответил Ващук и побежал по заснеженному полю.

«Как же там Зуев с Деньковичем?» — думал Уланов. А в то время Сергей Зуев и Емельян Денькович были уже окружены бандитами.

— Коммунисты, сдавайтесь, будем из вас ремни драть! — вопил кто-то из соседнего двора.

Сергей и Емельян сознавали сложность своего положения, но решили бороться до конца. Зуев уже был ранен в предплечье. Денькович — в шею.

— Емельян, давай свой автомат, — тихо сказал Сергей, — я останусь один. А ты постарайся добраться к нашим. Быстрее!

Денькович спустился с чердака, а Зуев сдерживал натиск бандитов, которые приближались к хате. Когда Емельян исчез из поля зрения, Сергей перестал стрелять.

Бандиты тоже прекратили стрельбу.

Но вот в сенях заскрипела приставная лестница, и Сергей услыхал сопение бандитов, поднимавшихся на чердак. Первым лез главарь.

Чекист тяжело поднял руку и выстрелил. Тот упал, сбил с ног напарника, который лез за ним.

Внизу дико заревели:

— Сдавайся, эмгебист! Ты в западне!

Младший лейтенант Зуев приподнялся. Лицо его было залито кровью. Он крикнул:

— Запомните, гады, чекисты не сдаются!

Сергей левой рукой вытер лоб. «Прости, мама!» — и выстрелил себе в висок.

«Все, — подумал Уланов, когда стрельба в селе прекратилась. — Я остался один». На поле возле леса лежал мертвый Ващук. Перед сараем в луже крови застыл Сенькив, а немного поодаль лежали девять убитых бандитов.

Вдруг зыбкую тишину разорвал взрыв гранаты — и соломенная крыша сарая вспыхнула ярким пламенем. На Уланова падали пылающие факелы соломы. Дым разъедал глаза, горло, но чекист продолжал вести огонь. Он видел, как после каждой автоматной очереди, выпущенной им, падала на землю фигура, и жалел, что скоро кончатся патроны.

Огромным факелом пылало деревянное строение, но оттуда гремели и гремели выстрелы. В одном месте крыша провалилась, и бандиты бросили туда гранату. На Уланове загорелась одежда.

Вдруг двери сарая упали от сильного удара изнутри, а на бандитов помчался живой пылающий факел, который прокладывал себе дорогу последней автоматной очередью.

— Хватайте его! Тушите огонь! Живым возьмем! — приказал бородатый бандит.

Уланова повалили на землю, начали сбивать пламя.

Окровавленный Денькович ввалился в комнату дежурного райотдела госбезопасности.

— Там… наши… гибнут… — едва вымолвил он.

В Рыково помчался чекистский отряд под командованием Александра Иванова.

Разделившись на две группы, бойцы всю ночь преследовали бандитов. Утром банда «Романа» была ликвидирована. Но Уланова так и не нашли. Через несколько дней взяли в плен бандеровского разведчика.

— Где держат Уланова?

— В районе Зубрицы… На горе Большая Шабела.

…На горе чекисты нашли четыре схрона, выбили оттуда бандитов, захватили важные документы. Но Уланов — как в воду канул.

— …Ну вот мы и встретились с тобой, Уланов, — сказал один из главарей бандеровцев «Бородач». — Видишь ли, вы не рассчитали: шли захватить «Романа», а попали в западню нашей боевки. А возглавляет ее «Довбня». Слыхал о таком? Ты храбрый, Уланов, стало быть, давай поговорим по-мужски, я буду спрашивать, а ты — отвечай. Договорились? Прежде всего нас интересуют методы работы госбезопасности, организационная структура, количество отделов, имена руководителей. И потом еще — кто вам помогает из местных жителей? Я слушаю… Ты молчишь? Но это ж несерьезно! Ты думаешь, мы напрасно спасали тебя?

Черный от ожогов чекист стиснул потрескавшиеся губы.

— Что ж, хочешь поиграть в молчанку — играй. Но предупреждаю: сейчас ты запоешь…

Уланова схватили и начали медленно загонять ему под ногти большие иглы. Лицо чекиста покрылось испариной, стало белым как мрамор. Он терял сознание. Откуда-то издалека до него доносился голос:

— Какие операции готовит против нас райотдел госбезопасности? Кто из крестьян помогает вам?

— Напрасно… стараетесь…

— Сделайте ему удавку, панове… — с улыбкой сказал «Бородач».

На шею Уланова набросили петлю и начали медленно закручивать палкой веревку. Комната поплыла перед глазами, утонула в кровавом тумане…

Уланов не скоро пришел в сознание. А когда собрался с силами, морщась от боли и отвращения, плюнул в физиономию «Бородача».

И снова — пытка.

Его подвешивали за руки к потолку, зажимали пальцы в дверях.

Ночью Уланов бредил. В фантастических видениях мелькали перед ним улицы Москвы, метрополитен, где он когда-то работал, потом все подернулось дымкой…

На следующий день «Бородач» приказал собрать руководителей боевок — он решил дать им пропагандистский урок.

— Ну хорошо, Уланов, — начал в их присутствии «Бородач». — Не хочешь выдавать своих секретов — не надо. Давай выясним, почему так резко расходятся наши взгляды. Мы, украинские патриоты, хотим, чтобы Украина была соборной и самостийной. И мы здесь боремся за эту идею. А ты? За что борешься ты, за что мучаешься? — «Бородач» сделал паузу. — Молчишь? Молчишь потому, что тебе нечего сказать! — он торжествующе оглядел своих сообщников.

Уланову было тяжело не то что говорить, ему трудно было даже думать. «Я должен… Иезуиты проклятые… Нужно говорить».

— Мы стремимся к одному, — брызгал слюной «Бородач», — освободить Украину!

— Стремитесь… сесть… на шею народу, — вдруг сказал Уланов, — Старая песня… А что им… вот этим обманутым людям, несет ваша идея? Будут работать на вас… кулаков, капиталистов. Плюньте, хлопцы, на этих кровопийц… Вам с ними… не по пути… Идите к нам!

— Заткнись! — крикнул «Бородач». — Смотрите на этого коммуниста, на этого фанатика! Их стрелять, жечь нужно!

— Вот и вся ваша философия — стрелять… жечь… Но далеко с ней вы не уедете…

Заграничный эмиссар «Бородач» переживал свою неудачу с «показательным пропагандистским уроком». Ущемленное самолюбие не давало ему покоя. Он выпил самогонки. Потом еще. Никак не мог избавиться от взгляда Уланова, исполненного ненависти и презрения. Захотелось жестоко отомстить чекисту, придумать для него изощреннейшие пытки.

Эмиссар злобно выругался. Ему не удалось ничего сделать с этим непонятным, непостижимым Улановым. Ведь перепробовали все. Если бы ему кто-то сказал, что человек продолжал молчать и после удавки, — не поверил бы.

«Бородач» опять налил в кружку самогонки, выпил, не закусывая. Хотелось забыть обо всем, но почему-то хмель не брал его. Во дворе слышались пьяные голоса его «хлопцев».

«Э-э-э, все они, паскуды, боятся за свою шкуру! Надеяться на них — напрасное дело. Где воинственное настроение, где результаты подпольной работы? Неужели людям ближе идеи этих коммунистов, нежели наши? Мужичье, быдло! Землю им отдали советы! И мои собственные морги тоже поделили! За них я готов горло перегрызть. И буду грызть, буду убивать, жечь!»

…Бандиты привели чекиста в лес. И вдруг Уланов сильно почувствовал зов жизни, Хотелось еще раз увидеть Клаву, детей, друзей. Пронзительно остро пахли сосны. «Земля моя! Я твоя песчинка… твой нерв… твоя кровь…»