— Чисто гипотетически, — сказала она наконец, — Моей первой мыслью было бы, что он безумец и ищет смерти. Только безумец рискнет оскорбить великий клан, не подкрепив это демонстрацией силы вроде той, что устроил Шэнь Юшенг восемнадцать лет назад. Он не может не понимать, что после этого клан уничтожит его. Чисто гипотетически.
Последнее она явно повторила намеренно.
— Однако так как твой вопрос явно с подвохом, я могу рассмотреть и иной вариант. Возможно, он настолько уверен в своих силах, что не нуждается в их демонстрации. Говорят, что слабость кричит, а сила молчит. В этом случае это по-настоящему опасный человек.
Фен Сюин кивнула:
— Поэтому я и предложила бы выждать и понаблюдать. Чисто гипотетически.
Под небесами множество чудес, скрытых от глаз обычного человека. Даже не сомневаясь в их существовании, обычный крестьянин или горожанин едва ли мог бы помыслить о том, чтобы встретить однажды девятихвостую лису хули-цзин, или царя зверей цилиня, а уж прыгающего упыря цзяньши — и вовсе только в кошмарных снах.
Однако если бы кто-то смог заглянуть в ту ночь в дворцовую усыпальницу, он несомненно признал бы и хули-цзин, и цилиня, и цзяньши явлениями совершенно обычными и ничем не примечательными, в сравнении с тем, что он увидел бы здесь.
По суровому, будто выкованному из металла лицу Лунь Танзина стекали слезы. Тихо, беззвучно, один из опаснейших людей королевства Шэнь — плакал.
Он стоял на коленях перед поминальной табличкой королевской супруги Лунь, и ритуальные дары сгорали в жаровне перед ним. Танзин не отрываясь смотрел на портрет, — портрет, художник которого был столь искусен, что смог передать неуловимое чувство постоянного движения, всегда исходившее от его сестры.
Из-за чего даже нарисованная, она, казалось, вот-вот оживет.
Жаль, что это впечатление лишь кажущееся.
— Сегодня шестой год с твоей смерти, Сянцзян, — негромко произнес Танзин, — Ровно шесть лет, как ты покинула этот мир. И никто из них не пришел почтить твою память. Ни твой муж. Ни твои сыновья. Никто, кроме меня.
На пару секунд он прикрыл глаза, что было для него сильнейшим выражением гнева.
— Они все так заняты борьбой за власть. Как будто кроме нее на свете больше ничего не имеет значение. Когда-то Юшенг казался мне другим. Ты ведь тоже считала так, разве нет? Потому ты и просила меня помочь тебе победить в Отборе, что полюбила его еще до того. Полюбила того, кем он казался.
Танзин перевел дух.
— Я виноват перед тобой, сестренка. Я так виноват перед тобой. Если бы я тогда не стал действовать... Не помог тебе победить... Не возвел его на престол...
Он опустил голову, стараясь не смотреть на портрет. Видеть её было невыносимо.
— ...если бы не все это, ты была бы жива.
На портрете Лунь Сянцзян слегка улыбалась — хитрой, лукавой улыбкой, передавшейся её среднему и младшему сыновьям.
Сыновьям, которые в конечном счете забыли завет матери.
Сыновьям, которых постигло проклятие клана Шэнь.
— Все было бесполезно с самого начала. Сянцзян... Ты говорила, что твои сыновья смогут разорвать порочный круг. Но они не смогли. Они лишь вышли на новый виток. И принцы Шэнь сражаются ради власти, как делали это их отец и дяди. А до них все поколения клана Шэнь.
Лунь Танзин заставил себя посмотреть в голубые глаза сестры.
— Ты ошиблась. Твоя надежда обернулась прахом. Поэтому я начал действовать так, как я сам считаю правильным... Даже если это будет значить, что там, за Гранью, ты отвернешься от меня в отвращении. Даже если это будет значить, что мне суждено лежать в проклятой могиле, я не прощу никого из тех, кто повинен в твоей смерти.
Взяв в руки меч, он возложил его перед памятной табличкой покойной королевы.
— Даже если это будет стоить мне всего, я уничтожу клан Шэнь.
Закон королевства Шэнь гласил, что единственный допустимый вариант обращения к королю — это «Ваше Величество» и никак иначе. Формально исключений из этого правила не существовала. На практике, для принцев было определенное послабление: они могли в особых случаях обращаться к нему «отец». Говорили также, что покойная королева Сянцзян наедине обращалась к супругу по имени, — но так как свидетелей этому не было, точно знать, правда это или нет, мог лишь сам король.
Еще один человек, кому иногда дозволялось нарушать этот закон, переступил порог королевских покоев — и опустился на одно колено.
— Учитель, я сделал, как вы велели.
Хотя ему было уже почти сорок, никто и никогда не подумал бы на его реальный возраст. Чжи Чонглин на вид казался двадцатилетним юношей, а на контрасте со старым королем вполне мог быть принят за подростка.
— Встань, Чонглин, и подойди ко мне, — откликнулся король, — Остальные, оставьте нас.
В последние годы неофициальных гостей Его Величество всегда принимал, лежа в постели. И вообще, проводил в таком положении большую часть своего дня, перебираясь на трон лишь ради обрядов и церемоний. Однако разум его был все также ясен, а магические силы все так же велики. Именно благодаря им с самого его вступления на престол земля королевства Шэнь была плодороднее втрое против обычного.
— Поведай же мне. Что говорят люди о происшедшем?
— Никто не знает точно, что произошло, — ответил Чонглин, — Одни говорят, что убийцей был принц Лиминь. Другие — что принц Веймин. Третьи — что кто-то из кланов жаждет поднять восстание, как некогда сделал это клан Фен. А четвертые — что мы имеем дело с угрозой из-за Великой Стены.
— Они думают, что за Великой Стеной могли родиться заклинатели?
Его Величество рассмеялся болезненным, каркающим смехом.
— Это просто смешно. Неужели они забыли, что Одинокая Хэнъэ пролила лишь семь слез?
— Простонародье невежественно, Учитель, — откликнулся ученик, — Даже в столице из двадцати человек лишь один умеет читать.
— О, не надо этой высокомерной усмешки, мой мальчик, — улыбнулся король, — Не стоит недооценивать неграмотных людей. То, что мы с тобой прочитаем в книгах, они передают из уст в уста. Особенно это касается легенд. Сказки всегда более живучи, чем истина.
— Мудрость ваша безгранична, Ваше Величество, — поклонился Чонглин.
Король искоса глянул на него.
— Ты научился льстить, мой мальчик? Не стоит. Тебе не идет. Лучше расскажи о моих сыновьях. Они уже начали действовать?
— Да, Учитель, — откликнулся он, — Первый принц Веймин и... второй принц Лиминь готовятся к войне друг против друга.
— Полагаю, это несколько преждевременно. Если их противостояние сейчас обернется генеральным сражением, это будет ненужной растратой потенциала. Вот что. Передай Веймину, что я запрещаю ему карать Лиминя за убийство Сяолуна, пока у него не будет неопровержимых доказательств, — или пока тот сам не нападет на него. А затем намекни Лиминю, что у него будет время для того, чтобы оправиться и восстановить силы.
— Да, Учитель, — вновь поклонился Чонглин.
— Эта война должна стать для обоих источником развития, — отметил король, — Мне не нужны слабые сыновья. Мне нужно, чтобы один из них достиг своей вершины, — прежде чем уничтожить другого.
В том ведь и был весь смысл. Говорили, что принцы Шэнь каждое поколение превращали состязание за титул наследного принца в войну на уничтожение. Но это была ложь.
Состязание за титул наследного принца с самого начала было войной на уничтожение по своей природе.
— Тебя мучает какой-то вопрос, мой мальчик, — Его Величество перевел взгляд на собеседника.
— Да, Учитель, — ответил Чонглин, — Вы говорите о том, что один из них достигнет вершины, обретет силу и уничтожит другого... Но что, если эта сила выйдет из-под контроля? Что, если опьяненный ею, он решит уничтожить и вас тоже?
Неожиданно Шэнь Юшенг расхохотался:
— Зачем мне беспокоиться об этом? Почему сила моих сыновей должна меня пугать, когда я чувствую, как пересыпаются последние песчинки в моих Незримых Часах?..