— Ваши желания греют мне сердце, — заверил старик, — Однако на моих плечах судьба всего королевства, и я обязан сделать все возможное и невозможное, дабы пережило оно эту смуту. Посему я повелеваю. Слушайте и передайте другим. До тех пор, пока мой наследник Лиминь не освободится от влияния злого духа, что владеет его телом, в королевстве Шэнь будет назначен регент. Здесь, в присутствии всех вас, регенту королевства будет вручена нефритовая табличка, наделяющая его правом говорить от моего имени, буду ли я жив или же мертв. Здесь, в присутствии всех вас, регент королевства даст Клятву Заклинателя, что сдаст табличку сразу же после того, как Его Высочество наследный принц освободится от влияния злого духа, что ныне обитает в его теле. Внести табличку!
Выточенный из зеленого нефрита символ регентской власти, украшенный золоченой надписью «Волей народа, волей трона, волей Неба», полагалось носить на золотой цепи, переброшенной через одно плечо. Вот уже пятьсот лет королевству Шэнь не приходилось прибегать к этому обычаю.
Но тяжелые времена требуют тяжелых решений.
— Здесь и сейчас я вручаю табличку королевского регента самому верному и надежному из слуг Моего Величества...
Правый советник Цзао Гуангли приосанился, готовясь выступить вперед, едва прозвучит его имя. Ни на секунду не сомневался он, что миг его наивысшего триумфа наступит через считанные мгновения.
— ...Чжи Чонглину, моему личному ученику. Чонглин, выйди вперед.
В абсолютном безмолвии молодой заклинатель, совсем еще мальчишка на фоне присутствующих министров, встал перед троном короля и с достоинством опустился на колено. Даже если старики-придворные и считали его недостойным быть регентом, никто не смел сказать и слова супротив королевской воли.
— Чонглин, все последние годы ты верно служил мне. Ты сражался под моим началом во время мятежа клана Фен. Ты заботился о золоте в моей казне и о людях моей страны. Ты более, чем кто-либо, достоин того, чтобы быть моей рукой и моим голосом в эти смутные времена. Волею Неба и своей, я назначаю тебя регентом королества Шэнь. Прими эту табличку и верши мою волю.
— Милость ваша безгранична, Ваше Величество! — вскричал заклинатель Чжи, — Клянусь вам, я сделаю все, чтобы воля ваша свершилась! Даже если мне придется карабкаться на гору из лезвий под ударами молний Небесного Владыки, я выполню все, что вы прикажете!
И безмолвно замкнулся поток духовной энергии, свидетельствуя Клятву Заклинателя перед лицом самого Небесного Закона.
На то, чтобы сохранять привычную маску холодной невозмутимости, скрывая ото всех обуревающие его эмоции, у Лунь Танзина уходило не менее половины духовных сил.
Хотя какая-то часть его разума продолжала привычно фиксировать все, что происходило в тронном зале, подлинные мысли королевского эмиссара по особым поручениям находились крайне далеко оттуда.
Он ведь понял намек. Он прекрасно понял, что хотел ему сказать племянник, — точнее, тот, кто его племянником притворялся. Именно благодаря этому Лунь Танзин совершил немыслимое святотатство: скрыв себя своим колдовством, он подслушал то, что было сказано на таинстве королевского напутствия. За подобное преступление он заслуживал смерти, а душа его должна была вечно проходить через десять судилищ Ада.
Однако то, что он узнал, тысячу раз стоило того. Ради этого он готов был вытерпеть и десять судилищ Ада, и десять тысяч, и миллион.
Ведь теперь последний кусочек головоломки встал на свое место.
Ведь теперь Танзин понял, кто убил его сестру.
Крамольная, чудовищная мысль, безумное и противоестественное подозрение в адрес Его Величества зародилось в его сердце довольно давно. Она не была основана на глубоком логическом анализе: просто неясное сомнение он испытывал, глядя на то, как изменился Шэнь Юшенг с тех пор, когда клан Лунь помогал ему взойти на престол. Глядя на него, Танзин инстинктивно чувствовал подвох, неправильность. Что-то внутри него хотело подозревать короля.
Но разумом он понимал всю глупость этого подозрения. Его Величеству не было никакого резона убивать собственную драгоценную супругу.
Так он думал.
Теперь же, зная, что Его Величество был не тем, кого он возвел на престол, Танзин понимал, что причина была. Самая простая, самая очевидная причина, простой закон мироздания, что стоит превыше любой власти и трона, ибо относится к самой человеческой природе.
Настоящая мать никогда и ни с кем не перепутает свое дитя.
Лунь Сянцзян была значительно моложе своего супруга. Она любила его со всем жаром юности; благодаря этому она и убедила старшего брата поддержать второго принца Юшенга вместо более перспективного третьего принца Шаньюаня.