Наследный принц подкинулся от этих слов, дернувшись, будто от пощечины. Лицо его исказилось яростью, он отшатнулся от отца, будто видел перед собой отвратительного демона.
— Не смей так говорить! — вскричал он, грохнув золотым блюдом об пол.
Гнев короля выдало лишь ледяное выражение алых глаз.
— Ты забываешься, сын мой. Я не только твой отец, но и твой король. И ты смеешь повышать на меня голос?!
Когда Его Величество гневался, то естественной реакцией любого жителя королевства было склониться ниц перед ним. Так поступил и Цзиньлун... но уже через пару мгновений плечи его затряслись.
Он смеялся.
— Король... Да. Ты король, отец.
Без разрешения наследный принц поднял голову.
— Ты король, чье время уходит. Ты король, потерявший всех своих сыновей, кроме одного. Слишком старый, слишком слабый, чтобы зачать нового. Ты спрашиваешь, как я смею повышать на тебя голос? Я смею, отец. Потому что я тебе нужен. Потому что я нужен твоей стране. Королевству Шэнь нужен король, отец, и он будет нужен ему даже после твоей смерти. Никто, кроме меня, твоего единственного сына, не станет им!
Под конец своей речи он почти кричал.
Шэнь Пак молчал, подавленный и разбитый.
— Даже сейчас, — сказал он наконец, — Стоя перед Моим лицом, слушая обвинение из Моих уст, ты смеешься над памятью моего сына? В тебе нет ни капли раскаяния, Цзиньлун? Ты чудовище. Ты хуже демона. И чем иметь такого короля, как ты, королевству лучше не иметь никакого!
— Смелые слова, — откликнулся Цзиньлун, — Но достанет ли тебе духа исполнить их в действительности? Сможешь ли ты нарушить заповедь предков Шэнь объединить все, что находится под Небесами?
Воцарилось молчание. Вопрос был риторический.
— Ты прав, — признал наконец Пак, — Ты прав. Эпоха Единства не должна прекращаться. Она должна продолжиться — вместе с династией Шэнь.
Цзиньлун благосклонно кивал и слегка улыбался. Он ощущал себя победителем.
— ...но это не значит, что ты увидишь её, — продолжил король, — Стража!
Шэнь Цзиньлун оказался далеко не героем. Быстро проиграв поединок воли с собственным отцом, он был скручен и брошен в темницу собственного дворца. И почувствовав на себе самые любимые из своих игрушек, уже к вечеру принц взмолился:
— Пожалуйста! Отец! Пощади меня! Умоляю тебя! Я сделаю все, что ты скажешь!
— Слово сказано, — ответил Шэнь Пак, — И слово услышано.
И замкнулся поток духовной силы, формируя Клятву Заклинателя.
После этого Цзиньлун никуда бы уже не делся. Получив его клятву, король Шэнь мог воззвать к ней, когда бы ему заблогорассудилось. Но он не стал ждать, не стал давать своему телу увять, не стал даже пытаться привести в порядок все дела. Слишком боялся он, что в итоге ему не достанет силы воли поступить как должно.
Что ему не достанет решимости убить родного сына.
Поэтому лишь неделю он выждал, потребную, чтобы исцелить раны наследного принца. А затем король Шэнь, удостоенный посмертного имени Цуйгаоцзун, был отравлен неизвестными заговорщиками.
И новый король вступил на престол.
— ...это было необходимо, — бормотал Шэнь Юшенг, — Цзиньлун был чудовищем. Я поступил правильно.
— Да, Ваше Величество, — торопливо подтвердил регент, не имевший представления, какого Цзиньлуна он имеет в виду, — Вы поступили правильно. Как и всегда.
Король перевел на него мутный взгляд красных глаз.
— Чонглин? Я... заснул?
Он прикрыл глаза, чувствуя, как верный ученик утирает пот с его лица.
— Да... Это был сон...
— Это был сон, Ваше Величество, — подтвердил регент, — Никакого Цзиньлуна нет во дворце.
— Уже триста лет, — проговорил король, — Триста лет... Ты представить не можешь, как это тяжело. Как давит на меня этот груз. Триста лет...
Он пошевелил плечами, пытаясь приподняться на постели. Чонглин развернулся было, чтобы кликнуть слуг, но король остановил его:
— Оставь. Никого не зови. Зажги свечу: в темноте мне кажется, что сон мой продолжается.
Не добавляя к этому вторую часть. «Что сын мой зовет меня в могилу».
Загорелась свеча, разгоняя мрак — и развеивая образ Цзиньлуна, молчаливо ожидавшего за Мостом Найхэ-цяо своего убийцу. Образ того, кого Шэнь Пак все эти годы ненавидел — и в то же время любил.
Ибо не может отец не любить своего сына, даже если сын — чудовище.