– Мне одно интересно: сможете ли вы вынести груз знаний, которые могут пошатнуть основы вашего существования? – сказала Белоусова, а её красный зонт щелчком раскрылся, отбросив капли воды.
– Увидим, – слегка нагловато улыбнулся тот.
***
Их шаги эхом отдавались в стерильных и жутковато пустых коридорах научного центра. Освещенные ровным светом флуоресцентных ламп, они тянулись бесконечно. Белые стены и полы сияли с клинической точностью. Словно напоминание о безграничности любопытства и хрупком равновесии между известным и неизвестным. Казалось, само время затаило дыхание в этих помещениях, ожидая утра и начала рабочего дня.
– Что вы знаете о четырёхмерном пространстве? – спросила женщина гораздо мягче.
– Что-то слышал в школе, на уроках физики, но, как вы видите, вашим коллегой я не являюсь.
Мирослава кивнула.
– Четырёхмерное пространство – это бесконечная трёхмерность, расположенная по четвёртой оси координат «ана-ката». Их направление мы представить не можем.
– Почему?
– Проблема в нашем восприятии. Допустим, вы муравей. Вы живете в двухмерном мире и воспринимаете то, что существует в вашей плоскости. Если кто-то уберёт у вас из-под носа кубик сахара – он для вас пропадёт. Потому что вы не способны даже осознать трёхмерность. Примерно также нам сложно осознать четырёхмерность. Всё что мы видим является всего лишь её разрезом, понимаете?
– Звучит страшновато.
– Знаю, – Белоусова улыбнулась.
– И к чему вы это всё рассказали?
– Есть теория Калуцы-Клейна. Она предполагает существование других измерений пространства за пределами привычных нам длины, ширины и высоты. Та самая «ана-ката». Это могло бы помочь объяснить иначе, например, гравитацию или электромагнетизм. Вдруг силы, которые кажутся разными в обычной жизни, на самом деле являются частями единой, более фундаментальной силы, действующей в многомерном пространстве.
– Думаете, это реально?
– О других измерениях говорили гораздо раньше, – продолжала Белоусова. – Например, Дюрер создал гравюру «Меланхолия»2 аж в тысяча пятьсот четырнадцатом году. На ней изображен с удивительной точностью гиперкуб3, повернутый на сорок пять градусов и проходящий ровно своей серединой через наше трёхмерное пространство.
– К чему вы клоните? – Романов посмотрел на собеседницу.
Выглядела она озадаченно.
– Что, если Дюрер его видел?
– Не знал, что вы любитель теорий заговоров. Умеете удивлять.
– Удивлять я умею, – совершенно серьёзно заявила женщина.
***
Они подошли к невзрачной металлической двери, на поверхности которой не было никаких надписей или подсказок. Легким движением запястья доктор Белоусова активировала небольшую панель, и дверь открылась с едва слышным шипением. Следователь шагнул в просторное помещение первым. Резкий больничный запах сразу проник в лёгкие, так пахнут какие-нибудь процедурные кабинеты. «Фенол» – пронеслось в голове название антисептика. Тёмно-серый пол, серые бетонные стены с яркими флуоресцентными лампами, излучающими белый свет. По левое плечо несколько белых ширм, как в душевой. По правое – огромный вытянутый прямоугольник почти до потолка – вечно жужжащие сервера данных. Ближе к центру с десяток компьютерных столов: на каждом помещались по три, а то и четыре монитора. За одним из них сидел парнишка в белом халате, лет двадцати на вид. Рядом с ним стояли четверо таких же. Их лица то и дело искривляла зевота. Романов посмотрел на наручные часы – двадцать-три-двадцать-пять. Не хотел бы он попасть под руководство Белоусовой.
– Идите сразу к ширмам, – доктор показала на те «душевые». – Слава, выдай, пожалуйста, капитану костюм.
Белый халат куда-то метнулся. В скором времени Романов держал в руках странного вида водолазный костюм: вместо маски яйцеобразный шлем, от которого тянулись трубки к затылку; на плечах круглые наплечники, напоминающие срезанный поперёк лук; в центре груди кнопки и три мониторчика; по ребрам струились тонкие серебряные пружинки, повторяя анатомию скелета; предплечья сжимали каплевидные полированные нарукавники. Но более странной показалась ткань. Она состояла из мелких мерцающих щетинок, неприятная на ощупь – напомнила наждачку самой мелкой фракции.
2
Гравюра на меди, созданная Альбрехтом Дюрером в 1514 году. Создана в период наивысшего мастерства и устремления к философскому осмыслению действительности.