— Мне дорога помощь в начале дела, дорога верность таких людей, как вы, — говорил Дутов.
Разговор затянулся. Но Чанышев не спешил, не опровергал доводов Дутова, не выражал сомнения. Сам говорил неопределенно, но давал понять, что готов поддержать атамана.
— Поймите вы меня и мое положение, Александр Ильич, — говорил Касымхан, — я держусь на волоске, любой неосторожный или опрометчивый шаг может привести к провалу… Добиваясь встречи с вами, я кое-что сказал о себе Ионе и Аблайханову, вашим приближенным. Но полностью я бы им не доверился. На мой взгляд, мы с вами должны сохранять строжайшую конспирацию. И я бы не хотел иметь никаких посредников между вами и мною.
— Что же, — ответил атаман, — я с вами вполне согласен. Однако хочу вас предупредить: не пытайтесь обмануть меня. Если я замечу двойную игру, страшитесь, Чанышев, — месть моя будет скорой и неотвратимой…
Касымхан изобразил на лице глубокую обиду при этих словах.
— Ну-ну, молодой человек, не надо обижаться. Мы ведь не в куклы играть с вами собираемся. Сами должны понимать…
Наконец деловой разговор был окончен. Договорились, что после первой информации Чанышева (из Джаркента) атаман пришлет ему одного помощника.
Потом было чаепитие и легкий светский разговор. Все это должно было означать доверие и душевное расположение хозяина к гостю на основе взаимного понимания.
Был уже поздний вечер, когда Касымхан, уставший от напряжения, которого стоила ему эта первая встреча, покинул атамана и направился в караван-сарай. Там ждал его Махмуд. С рассветом они отправились в Кульджу, а следующей ночью возвратились в Джаркент.
— Вы не спешите с письмом к атаману, — сказал Чанышеву Давыдов. — Мы напишем его вместе.
Спустя неделю Давыдов зашел к Чанышеву в кабинет и они написали письмо, обещанное атаману. В нем излагались сведения о якобы проделанной Чанышевым работе по организации восстания в Семиречье. Письмо Дутову доставил Ходжамьяров. Возвратившись из Суйдуна, Махмуд доложил:
— Атаман ваше письмо читал при мне. А потом стал расспрашивать меня, чем я занимаюсь да как живу. Я сказал, как вы советовали, что, мол, я друг Чанышева, а живу тем, что понемногу торгую опием. Сказал, что ты, Касымхан, очень беспокоился за меня и судьбу этого пакета.
— «Ничего, я понимаю: путь опасный, — ответил мне Дутов. — Но ты не бойся. А другу своему скажи, что сейчас ответа я дать не могу, а в скором времени пришлю с надежным человеком…»
Давыдов и Чанышев были удовлетворены сообщением Ходжамьярова. Значит, все идет как надо: скоро явится агент атамана. Кто он такой и с каким заданием явится? Малейшая неосторожность — и… Наконец было решено, что Чанышев встретит агента, как дорогого гостя, и на первое время устроит у себя в доме…
Шли дни, а посланец Дутова не приезжал. Давыдов каждое утро встречал Чанышева вопросительным взглядом, а тот только разводил руками: мол, сам не понимаю, в чем дело.
…Была поздняя ночь, когда Касымхан возвращался домой с работы. Хотя дел оставалось много, но он страшно устал за эти дни и так хотелось выспаться. У ворот дома стоял какой-то человек. Чанышев невольно замедлил шаг.
— Не бойтесь, — тихо сказал незнакомец, — я к вам по делу.
Он подошел к Касымхану и подал руку:
— Здравствуйте.
Чанышев ответил на приветствие и пригласил незнакомца в дом.
— Нет, — ответил тот. — Сначала поговорим здесь.
— Кто вы такой и откуда? — строго спросил Чанышев.
— Едва нашел ваш дом, господин Чанышев. От Или я шел левым берегом Усека и с трудом добрался до дороги из Коктала в Джаркент, а древнюю вашу мечеть, что построил китайский архитектор, не мог найти, пока людей не спросил…
Чанышев понял, кто перед ним, но продолжал слушать, ожидая подтверждения своей догадки.
— Вам письмо от Александра Ильича. — Незнакомец вынул из кармана пакет и подал Чанышеву.
— А, — будто только что догадавшись, в чем дело, сказал Касымхан, — так вот вы кто. Как вас зовут?
— Меня-то? — переспросил он и, немного помедлив, ответил: — Нехорошко я, Дмитрий Иванович.
— Ну, кто я, вам должно быть известно.
— Я узнал вас сразу, — сказал Нехорошко, пожимая протянутую руку. — После вашего посещения атамана на другой день рано утром вас и вашего таранчу мне показали в караван-сарае.
— Ах, вот как, — промолвил Касымхан, всем тоном своим выражая и легкую обиду и понимание необходимости такой предосторожности со стороны атамана. — Ну что ж, — как бы спохватившись, продолжал Чанышев, — идемте в дом. Переночуете у меня, а там решите сами, как вам удобнее. Для домашних — бы мой гость, давний знакомый.